В начальный период существования квартала платной любви существовал и еще один достаточно нетипичный источник его формирования. Проституцией были вынуждены заниматься многие молодые вдовы и дочери из аристократических и самурайских семей, оказавшиеся без своих мужчин, владений и средств, сгинувших в результате истребительных междоусобных войн начала XVII века. Этот контингент был рафинирован, прекрасно образован и воспитан, что имело для их клиентов едва ли не большую притягательность, чем собственно плотские утехи. Общество таких женщин стоило разорительно дорого. Впоследствии, когда за пару поколений этот ресурс барышень из благородных был исчерпан, содержатели веселых домов стали воспитывать в сходном духе свежие кадры низкого рождения. Девушкам вменялось в обязанность владеть кистью, чтобы писать каллиграфию и картины, уметь слагать стихи и помнить сотни, если не тысячи классических стихотворений, знать искусство чайной церемонии, разбираться в курениях благовоний, танцевать и, разумеется, уметь развлекать гостя изящной беседой и тонким обхождением. Так повелось в результате, что дома свиданий в Японии стали не столько местом незамысловатого удовлетворения физиологических потребностей, сколько средоточием эротически сдобренного, но в целом не столь сексуального, сколь эстетически окрашенного изысканного препровождения досуга. Кварталы удовольствий были центром притяжения ведущих художественных сил культуры “быстротекучего мира” и важнейшим центром творческой активности, а также источником вдохновения для множества художников; некоторые из них просто жили внутри квартала. Например, такое рассказывали об Утамаро, а другая легенда утверждает, что он и родился в веселом квартале, где его отец был содержателем чайного домика. В своем интересе к жрицам платной любви японские художники, может быть, наиболее характерны и последовательны, но отнюдь не исключительны: во все времена, начиная с Золотого века Афин, художники тяготели к просвещенным гетерам, а в Новое время – и к заурядным бордельным дивам (сразу вспоминается большой любитель японцев Тулуз-Лотрек).
В XVII–XVIII веках среди содержателей борделей было много образованных любителей искусства. В списке таких хозяев 1670 года, содержащем 21 имя, большинство известны как знатоки поэзии, чайной церемонии, воинских искусств. К образованным куртизанкам высшего разряда они относились почти как к равным деловым партнерам и вместе занимались писанием и разбором стихов[19]. И тех и других уважали в обществе. Как писала Сесилия Сэгава Сигл, “в обществе эпохи Эдо, где проституция рассматривалась не более антиморальной, чем предложение стакана воды жаждущему мужчине, и работодатель, и работницы равно принимали такой порядок”[20].
Говоря о квартале удовольствий, мы имеем в виду прежде всего квартал Ёсивара – синоним культуры укиё и предмет едва ли не половины гравюр укиё-э. Он был впервые устроен в Эдо в 1617 году, когда городские власти удовлетворили прошение представителя профсоюза содержателей публичных домов самурая Сёдзи Дзинъэмона о выделении для их бизнеса особой огороженной территории. Прецедент разрешенного правительством квартала любви уже существовал в Киото с последних лет XVI века, а его устройство было скопировано с соответствующих институций Китая времен династии Мин. Из Китая же, кстати, было позаимствовано и слово, обозначающее публичные дома и появляющееся во многих названиях гравюр с красавицами. Это слово, сэйро̄ (от кит. цинлоу 青楼), означает буквально “зеленые дома” (или “голубоватые башни” – цвет, обозначаемый иероглифом сэй/аой, более всего соответствует цвету далекого леса на горизонте). Выражение “цинлоу” было известно в Китае с раннего Средневековья, оно встречается в стихах танских поэтов Ли Бо, Ду Му и др. Изначально так обозначались дома (или высокие башни) в богатой усадьбе, в коих жили жены и наложницы хозяина. Потом слово было перенесено на публичные дома и заимствовано, как то было и со всем прочим китайским, их молодым переимчивым соседом. Заметим попутно, что в каталоге коллекции Китаева, о котором дальше будет много сказано, названия серий гравюр и отдельных листов, включающие слово “сэйро̄”, переводятся как “зеленые дома” – в отличие от, возможно, более привычного “дома красных фонарей”, или “веселые дома”.
19
См. подробнее об этом в разборе гравюры с портретом куртизанки Ханаōги в третьей части нашей книги.
20