Комплектовали команды, которым предстояло принимать эсминцы и воевать на них, кадровыми офицерами, служившими прежде на кораблях этого класса. Да и старшин и рядовых краснофлотцев отбирали тоже из экипажей отечественных эсминцев. Многие из моряков, кроме того, прошли суровую школу войны. Так, экипажи «Дерзкого» и «Деятельного» составили из североморцев, «Жгучего» и «Жаркого» — из балтийцев, «Доблестного» и «Достойного» — из черноморцев. Только тихоокеанцы, из которых сформировали экипажи «Живучего», «Жесткого», еще не имели боевого опыта.
И вот 24 апреля 1944 года Народный комиссар Военно–Морского Флота Н. Г. Кузнецов провел смотр команд, отправлявшихся через океан на приемку кораблей, и остался доволен. Из его короткой напутственной речи мне особенно запомнились слова о необходимости блюсти за границей честь и достоинство советских моряков, граждан великой страны.
— Помните, — говорил нарком, — корабли, которые вы будете принимать в Англии, — не подарок союзников. Право на них завоевано кровью советских людей в борьбе с немецко–фашистскими захватчиками.
На правах пассажиров
Утром 28 апреля 1944 года на «Джоне Ленноне» и других американских транспортах, стоявших на рейде в Кольском заливе, прозвучали колокола громкого боя. Снимались с якоря.
Еще накануне рейдовые буксиры доставили наших моряков на транспорты. Тогда же в залив вошла и архангельская группа судов с экипажами линкора и подводных лодок.
Личный состав размещали на судах с учетом возможных боевых потерь. Так на один транспорт приходилась четверть боевой смены линкора и боевая смена подводной лодки, а также один–два офицера штаба и политотдела отряда. Экипажи эсминцев не дробили: каждый занимал один из транспортов. Командование отрядом размещалось на английском конвойном авианосце «Фенсер».
Международным морским правом установлено: корабль или шлюпка являются частью территории государства, флаг которого на них поднят. И вот уже сутки экипаж «Живучего» находится на американской территории — на «Джоне Ленноне».
Приняли хозяева нас сдержанно. Помощник капитана Мор, сухопарый американец средних лет с маленькими черными усиками, весьма лаконично передал через переводчика распоряжения капитана. Они касались, в основном, свободы нашего передвижения по судну на всем пути следования в Англию. В частности, рядовому составу запрещалось находиться на верхней палубе. Краснофлотцев и старшин поселили в кормовом трюме, оборудованном деревянными нарами и камельками для обогрева. В соседнем трюме находились столовая и запасы продовольствия. Для приготовления пищи приспособлены были армейские походные кухни. Вход в трюм — через люк с верхней палубы. Ощущение такое, будто находишься в консервной банке — ни окон, ни дверей. Волны бьются где‑то над головой: трюм ниже ватерлинии на два метра.
Офицерам отвели несколько кают, в которых обычно размещались кадеты[4]. Нам с Николаем Ивановичем Никольским досталась двухместная каюта.
Пароходы типа «Либерти», на которых нас отправили в Англию, американцы начали строить в сентябре 1941 года. Водоизмещение их — 10,5 тысячи тонн, скорость 11 узлов[5]. Однако прочность и живучесть «Либерти» оказались не на высоте: корпуса разламывались на крутой волне. Очевидно, этим и объяснялось обилие на них спасательных средств — вельботов, плотиков, надувных жилетов.
Как только машины дали ход, мы с Никольским вышли на палубу. Здесь уже было несколько наших офицеров.
Подошел и старший боцман Алексей Повторак, главный старшина, призванный из запаса. Он только что ходил на бак, где брашпилем матросы выбирали якорь.
— Ну, боцман, что увидел хорошего у американцев? — спросил старпом Алексей Прокопьевич Проничкин.
Ничего нового, товарищ старший лейтенант. А вот их боцман мне не понравился. Матрос один с брандспойтом замешкался, так он на глазах у всех как двинет его кулаком! Жаль, нельзя было вмешаться...
Так начался переход. Многие из нас попали на Север впервые и стремились получше рассмотреть окружающую местность. Мимо проплывали скалистые берега залива. Чуть дальше с обеих сторон возвышались сопки. Округлые у подножья, с тупыми вершинами, они были почти сплошь покрыты снегом, лишь местами виднелись клочки растительности — кусты да березки с кривыми, крючковатыми ветвями. Берега слева и справа пустынны. Кое–где попадались редкие домики, приютившиеся у самого уреза воды.
— Скучноватый вид, прямо скажем, — вслух выра зил свои мысли Анатолий Лисовский, командир артил лерийской боевой части.
— На Тихом океане тоже скалы и сопки, но там хоть настоящие деревья растут, — пробурчал штурман Ни колай Гончаров.
— Ничего, братцы, зато здесь северное сияние увидим, — успокоил всех Василий Лариошин. Командир минно–торпедной боевой части всегда отличался оптимизмом.
— А правда, что здесь куры не живут? — спросил Повторак и, заметив наше недоумение, пояснил: — В Заполярье полгода день, полгода ночь — рассвета не бывает. Слышал я, петухи отвыкают кукарекать и по гибают. Ну, какие же могут быть куры без петухов?
— А наш боцман философ, — улыбаясь вставил зам полит капитан–лейтенант Ефим Антонович Фомин. Все дружно рассмеялись, а Повторак, смутившись, отошел в сторону.
Впереди, справа по курсу, открылся скалистый, с обрывистыми берегами остров. Это Кильдин.
Как только вышли из залива, суда построились в походный ордер. Наш конвой, имевший условное наименование «RA-59», состоял из сорока четырех транспортов — по пять в колонне. Вместе с кораблями эскорта транспорты растянулись на несколько миль по фронту.
Вначале конвой шел на северо–восток — надо было подальше оторваться от берега, чтобы гитлеровская авиация не смогла нанести удар по судам с финских и норвежских аэродромов.
Наши истребители сопровождали конвой вплоть до 70–й параллели.
Защита полярных конвоев по договоренности с союзниками возлагалась на британский флот. Корабли Северного флота эскортировали караваны только в своей операционной зоне — до меридиана 20°. Вот и теперь в составе эскорта находились семь советских кораблей: эсминцы «Гремящий», «Разъяренный» и «Куйбышев», два тральщика и два больших охотника за подводными лодками.
Первый день был на исходе. Ни вражеской авиации, ни подводных лодок не было слышно. Но с наступлением сумерек гидроакустики стали нащупывать притаившегося врага. Взрывы один за другим раздавались где‑то позади. Это наши тральщики сбрасывали глубинные бомбы. Ночью корабли эскорта радиолокатором обнаружили вражеский самолет. Немного позже тральщик атаковал глубинными бомбами подводную лодку. Значит, немцы обнаружили конвой. Как стало известно впоследствии[6], большая часть из двенадцати фашистских подводных лодок, развернутых в Норвежском море, по приказу командования спешила занять выгодные для атаки позиции.
Через сутки конвой повернул влево и лег на курс северо–запад. Вскоре после этого вице–адмирал Г. И. Левченко передал с «Фенсера» на советские корабли:
— Возвращайтесь на базу. Благодарю за эскортирование.
На них взвился сигнал: «Желаю счастливого плавания!»
С грустью смотрели мы вслед уходящим кораблям под таким родным нам всем Военно–морским флагом. Когда они шли с нами, а в небе кружили краснозвездные истребители, на душе было как‑то веселее, спокойнее. А теперь впереди и сзади, слева и справа, куда ни посмотришь, везде над судами полоскался звездно–полосатый американский флаг.
Слева от нас, выделяясь высоким бортом и длинной палубой, шел конвойный авианосец «Фенсер» под британским флагом. Авианосец временами выходил из общего строя для выпуска или приема самолетов. Интересно было наблюдать, как, развив нужную скорость и повернув против ветра, авианосец ложился на боевой курс и тотчас с его палубы взлетали один за другим самолеты. На каждом таком авианосце их две эскадрильи — одна истребительная, вторая — противолодочная.
6
Rohwer, lurgpn und Hummelchen Gerald Chronick des Seek‑neges 1939–1945 Oldenburg‑Hamburg, Stalling, cop. 1968.