Беседы, митинги, коллективное прослушивание сводок с фронтов, игры, концерты самодеятельности — все это проходило в трюме. Такое тесное общение членов экипажа, не знавших прежде друг друга, оказалось весьма полезным. Мысли, настроение и поступки моряков были у всех на виду. Прошла всего неделя, а многие успели подружиться, сблизиться. Экипаж становился здоровым сплоченным коллективом.
На восьмые сутки пути слева по курсу открылась земля — Оркнейские острова, где расположена хорошо известная морякам всего мира английская военно–морская база Скапа–Флоу. Через пролив Норт Минч, огибая островки и мысы, вошли в пролив Ферт–оф–Клайд. 7 мая в час ночи транспорты стали на якорь близ порта Гринок[16].
Весть о прибытии советских военных моряков быстро облетела город. Как только выгрузились, нас обступила возбужденная толпа местных жителей. Они приветствовали нас, энергично выбрасывая вверх два пальца правой руки, раздвинутых латинской буквой «V». Многие скандировали: «Секанд франт! Секанд франт!» («Второй фронт! Второй фронт!»). Как позднее выяснилось, англичане были уверены, что советские военные моряки прибыли в Англию для участия б высадке десанта на французское побережье. Забегая несколько вперед, замечу, что через месяц после нашего прибытия в Гринок, 6 июня 1944 года, союзники действительно высадились на северо–западе Франции. Мы, хотя и находились в этот период в Англии, в этой операции участия не принимали. Перед нами стояла другая задача.
Инженеры, переодетые в матросскую форму
Прибывших в Гринок советских моряков двумя группами отправили в военно–морскую базу Розайт. Перед посадкой в вагоны представители английского Красного Креста каждому из нас вручили по сандвичу.
В вагоне напротив меня сидел старший краснофлотец Иван Клименко. Он молча жевал бутерброд и смотрел в окно.
О чем задумались? — поинтересовался я.
- А знаете, товарищ лейтенант, этот бутерброд в общем-то пустяк, а приятно: все-таки внимание.
Я согласился с ним.
Вагончики с мягкими сиденьями были маленькие, но уютные. Железнодорожная колея значительно уже нашей, и вагоны под стать колее. Паровоз с крошечным тендером со стороны казался игрушечным, но вез довольно быстро. Через полчаса поезд сделал остановку в Глазго — третьем по численности населения городе Англии и крупнейшем судостроительном центре. Бросалось в глаза обилие рекламных щитов с названиями фирм и судостроительных компаний: «Джон Браун», «Литгоу», «Харленд энд Вулф». Около тридцати компаний заняли своими предприятиями прибрежную полосу на протяжении 20 миль.
После короткой стоянки поезд помчался дальше. Верфи, роскошные жилые дома и жалкие трущобы Гор–балз на южном берегу Клайда — все это осталось позади. Пригороды выглядели непривычно для нашего глаза: серые стандартные дома с многочисленными трубами на железных и черепичных крышах; у домов — карликовые палисаднички с яркой ухоженной зеленью и узенькими асфальтированными дорожками.
Через два часа экспресс доставил нас в военно–морскую базу Розайт, расположенную по соседству с красивым городом Эдинбургом — столицей Шотландии. Этот старинный город, родина знаменитого Вальтера Скотта, раскинулся на холмах вдоль южного берега залива Ферт–оф–Форт. В военно–морской базе Розайт нам предстояло принять линейный корабль «Ройял Соверин»[17] и четыре подводные лодки.
Подводников поселили на стоявшем в ремонте авианосце «Чейсер», часть линкоровцев — на «Ройял Соверине». Команды эсминцев и остальную часть экипажа линкора временно разместили на огромном пассажирском пароходе — бывшем русском лайнере «Императрица России». На этом судне в 1920 году бежали из Крыма остатки врангелевских войск. Англичане, верные своему консерватизму, сохранили не только название парохода, но и русские надписи на служебных помещениях и каютах.
В день нашего прибытия в базу произошел курьезный случай. Когда буксир с экипажем «Живучего» швартовался к борту лайнера, наше внимание привлекла группа матросов, стоявших у фальшборта этой громадины. Они выкрикивали что-то в наш адрес на чистейшем русском языке.
— Смотри, сколько русских эмигрантов, — удивился капитан–лейтенант Фомин.
— И откуда они знают нас? — недоумевали многие.
Поднявшись на борт «Императрицы», мы поняли все. Матросы, которых мы приняли за англичан, оказались членами экипажа эсминца «Достойный», которых 30 апреля подобрали английские корабли эскорта, после того как немецкая подводная лодка торпедировала американский транспорт. В тот трагический день многие моряки «Достойного» лишились форменной одежды. Согласно правилам морского гостеприимства, англичане накормили спасенных, обогрели и снабдили своим обмундированием.
На «Императрице» рядовой состав «Живучего» разместился в носовых кубриках, офицерам были предоставлены двух- и трехместные каюты, отделанные красным деревом. Теперь все здесь лишь напоминало о былом великолепии — убранство кают потускнело, а изрядно потертая кожа диванов и облупившаяся краска на подволоке говорили о том, что судно «доживает» свой век.
Не очень уютно почувствовали мы себя в кают–компании во время еды. Одновременно с нами за большим столом на восемь мест обедали офицеры английских ВМС. Рядом за таким же столом сидели мы. Перед каждым в каком–то непонятном нам порядке были разложены ножи, вилки, ложки разной формы и размеров. Пожилой официант на большом подносе принес много мелких тарелочек с острой и сладкой закуской. Посреди стола стояли небольшие сосуды и бутылочки с соусами и приправами, а также два сосуда большого размера с розоватой жидкостью — как оказалось, для ополаскивания рук. В двух тарелочках — хлеб, очень мягкий и белый, нарезанный мелкими ломтиками.
Английская кухня не привела нас в восторг. От непривычного русскому желудку чередования соленых и сладких блюд у многих заболели животы. В следующий раз, чтобы избежать этой неприятности, командир артиллерийской боевой части Лисовский решил схитрить: поданные официантом сладкие блюда он отодвинул в сторону, оставляя их на «третье». Официант же, очевидно, решив, что русскому они не по вкусу, убрал их вместе с грязными тарелками, оставив Лисовского без «сладкого».
Эту оплошность не раз потом вспоминали на корабле и подшучивали над Анатолием.
Но недолго нам пришлось пользоваться английской кухней. Через три дня экипажи эсминцев покинули Розайт. Специальный пассажирский поезд повез нас к месту стоянки эскадренных миноносцев — в Норт–Шилдс.
Слева из окон вагона видны были стапели многочисленных верфей, корпуса судоремонтных заводов, портовые сооружения, доки со стоявшими в них судами. Справа тянулись многочисленные заводские и фабричные корпуса, перемежавшиеся жилыми строениями больших и мелких «таунов»[18] и «вилиджей»[19]. Среди этого нагромождения железа и камня островками казались редкие карликовые поля с ранними всходами. То и дело мимо окон мелькали встречные составы. На бортах товарных вагонов белой краской были выведены цифры, обозначавшие грузоподъемность, — 5 тонн. Это напоминало нам детскую железную дорогу. Как-то не укладывалось в сознании: индустриальная мощь и «игрушечный» железнодорожный транспорт.
На одной из остановок у паровоза собрались вышедшие размяться моряки. Рослый, широкоплечий старший краснофлотец Рудь из артиллерийской боевой части попытался рукой дотянуться до трубы паровоза. А Лисовский, любитель пошутить, спросил его с серьезной миной на лице:
16
Гринок — небольшой город–порт с развитой судостроительной промышленностью, расположен в 35 километрах западнее Глазго.
17
Линкор «Ройял Соверин» вступил в строй в 1916 году. Водоизмещение 33 500 тонн. Вооружение: 8 орудий калибра 381 мм, 12–152 мм, 4–102 мм и зенитные автоматы. Мощность машин 40 000 л с. Максимальный ход 22 узла, экипаж 1140 человек. (Е. Шведе. Военные флоты в 1937 г. М., Воениздат, 1938, с. 14).