В этом случае он обещал помочь и мне, и мы поклялись друг другу, что кто первым снова увидит божий свет, приложит все свои усилия к тому, чтобы выручить другого. Мы охотно тешили себя этой мыслью, и до некоторой степени она скрашивала нам невзгоды нашего невольного затворничества. Но к несчастью мои преследователи не пожелали оставить мне даже это жалкое и сомнительное самоутешение…
В то время я еще не знал, что одна из главных обязанностей тюремщиков состояла в подслушивании разговоров, которые вели между собой заключенные. Ныне я уверен, что обещание Абузагло дошло до слуха кого-либо из них, и они решили при помощи обмана нас разлучить.
В сентябре 1749 года, спустя четыре месяца после моего ареста, трое надзирателей вошли в нашу камеру. Один из них, обратившись ко мне, заявил, что тюремное начальство получило приказ о моем освобождении. Абузагло бросился меня обнимать и целовать и просил не забывать клятвы, которую мы дали друг другу. Я бессвязно ему отвечал, ибо в ту минуту кровь моя кипела от буйной радости, что я вырвусь наконец из постылой Бастилии… Но, увы! Это сладостное чувство сменилось вскоре горьким разочарованием…
Не успел я переступить порог моей кельи, как один из тюремщиков с усмешкой сообщил мне, что меня не освобождают, а только переводят в Венсен. Трудно описать отчаяние, охватившее меня при этой вести, послужившей для меня началом бесконечной цепи горестей и мук, посыпавшихся затем одна за другою на мою бедную голову. Самой страшной пыткой были для меня мои сторожа: это были настоящие палачи, одно присутствие которых причиняло мне невыразимые терзания. На предлагаемые мною бесчисленные вопросы они отвечали либо раздражающим молчанием, либо коварной ложью. Я узнал только впоследствии, что вскоре после моего перевода в Венсен Абузагло вышел из Бастилии, но, будучи уверен, что я уже давно на свободе, и увидя, что я ничего для него не сделал, он в свою очередь решил вычеркнуть меня из своей памяти, как я это, по его мнению, заслужил.
В новой тюрьме я заболел. Сочувствовавший мне Берье еще несколько раз меня навестил. Он был возмущен обращением со мной, но ничем не мог мне помочь; не в его власти было изменить суровый режим Венсенского замка или смягчить души людей, следивших за его выполнением. Он все же добился того, что мне дали более удобную камеру в большой круглой башне, откуда я мог наслаждаться восхитительным видом на окрестности. Зрелище полей и лесов поддерживало мое мужество и тайную надежду, что рано или поздно я все же вернусь на волю. Но вместе с тем я понял, наконец, что свободу я обрету только своими собственными силами, и начал с этого дня напряженно думать о том, как вырваться из душивших меня каменных стен.
Каждый день я видел из моего окошка, как внизу, в небольшом, примыкавшем к моей башне садике прогуливался какой-то пожилой священник. Вскоре я узнал, что он уже давно находился в заточении за свои янсенистские[1] убеждения. Это был аббат Сенсовер. Его отец, бывший несколько лет назад военным начальником Венсена, жил по соседству с замком и имел право свободно навещать своего сына. Этот священник-арестант чувствовал себя однако в заключении не так уже плохо: он обучал чтению и письму детей нескольких тюремных надзирателей, и часто можно было видеть, как учитель и его ученики свободно появлялись то тут то там, не возбуждая ни в ком ни малейшего подозрения.
Время, когда аббат Сенсовер дышал свежим воздухом, почти совпадало с часом, когда меня выводили на прогулку в один из внутренних дворов крепости. Обычно за мною приходили двое сторожей, причем один из них, — тот, который постарше, — нередко ждал меня внизу, между тем как другой отворял двери моей камеры. В течение нескольких недель я приучил молодого сторожа к тому, чтобы он не тревожился, когда я спускался по лестнице быстрее него и присоединялся один к его товарищу. Таким образом, когда он сходил вниз, он обычно уже находил меня под охраной второго сторожа.
В тот день, когда я решил во что бы то ни стало бежать из Венсена, я искусно использовал этот маневр. Не успел молодой цербер отворить дверь моей камеры, как я быстро двинулся вниз по лестнице Я уже был внизу, когда он только что пошел вслед за мной. Но еще до того я запер на задвижку одну из дверей на моем пути, чтобы прервать всякое сообщение между обоими сторожами на то время, пока я буду выполнять свой план.
1
Янсенисты — последователи голландского католического епископа Янсена, отрицавшего свободу воли и утверждавшего, что спасение человека зависит от божественного предопределения.