С благословляющим жестом ориентер возразил:
— Здесь мы не обращаемся к сердцам, которые ненавидят друг друга, а к измученному материнскому разуму, которому нужны братские слова ободрения. Знания и добрая воля могут многое сделать.
Он благожелательно улыбнулся и добавил:
— К тому же, нам необходимо получить дипломы по науке и по любви. Поэтому начнём становиться братьями друг другу с искренностью и преданной расположенностью к служению.
Я взволнованно поблагодарил его за оценку, но уклонился. Кальдераро нужно было бы самому ответить. Я здесь на правах ученика и находился здесь для того, чтобы слушать и усваивать возвышенные уроки.
Преданный друг возложил руки на лобные доли женщины, и, стараясь привлечь её внимание в самую возвышенную область человека, стал посылать ей трогательные призывы, как если бы он был внимательным отцом, обращавшимся к сердцу своей дочери.
Глубоко взволнованный, он стал высказывать слова ободрения и утешения, которые мать принимала в форме мыслей и высших образов.
Я отметил, что внутренний мир молодой женщины стал понемногу обновляться. Я увидел, как на её эпифизе появилась светлая лучащаяся точка, а из её глаз стали течь другие слёзы. Мягкий свет, исходящий из мозга, опускался к грудной клетке, откуда распространялся тонкими нитями света, соединявшими её с ребёнком. Она уже спокойно смотрела на малыша, сквозь густую пелену слёз, и я услышал её возвышенные мысли.
Да, Бог не покинет её, размышляла она. Он придаст ей сил, чтобы до конца выполнить задачу, которую она взвалила на свои плечи, вместе с красотой первого сна и счастьем первого часа. Она будет поддерживать несчастного отпрыска во плоти, как если бы речь шла о небесном сокровище. Её любовь станет шире вместе со страданиями своего любимого сына; её материнская жертва будет становиться мягче с каждым интенсивным приступом боли. Сквозь угнетённое состояние, в котором он родился, разве он не достоин её преданности и самоотречения? Дети её старых знакомых были красивыми и умными, как ароматные бутоны жизни, обещающие бесконечные радости в саду будущего; её малыш-паралитик был также красив, но нуждался в большей нежности и защите. Бог знает, почему он пришёл в этот мир, не умея говорить и без всяких проявлений разумности. Не достаточно ли ему просто довериться Высшему Отцу? Она будет служить Господу, не задавая никаких вопросов; она будет любить своего сына для вечности; она умрёт, если надо, что он жил.
В порыве неописуемой нежности молодая мать склонилась и поцеловала больного малыша в губы, с радостью существа, коснувшегося ангела. Удивлённый, я увидел, как множество световых искр, отделяясь от чувственного контакта двух существ, осыпались на двух низших сущностей; и эти последние также склонились, словно будучи менее несчастными. Перед благородной женщиной, которая впоследствии станет служить им матерью.
Кальдераро слегка коснулся моего плеча и сказал:
— Наша работа помощи закончена. Пошли отсюда.
И, указывая на мать вместе с ребёнком, добавил:
— Осматривая этого больного ребёнка, словно неразрешимую тайну, некоторые бесчувственные врачи Земли, возможно подумали б о «мягкой смерти»[1]; они не ведают, что между стенами этого скромного жилища, Божественный Врач, пользующийся неизлечимым телом и любовью, вплоть до жертвы материнского сердца, восстановил равновесие вечным духам, чтобы на руинах прошлого они могли соединиться ради славных своих судеб.
8 На алтаре души
Посреди ночи Кальдераро и я проникли в комфортабельном и благородном доме, где инструктор, как и обещал мне, предоставит некоторые новые разъяснения по поводу расстройств души.
— Здесь не такой опасный случай, как у паралитика, которого мы навещали, — начал ориентер. — По правде сказать, речь идёт о практически решённом вопросе. Вот уже долгое время, как Я помогаю Марцело успокаивающими флюидами, и его ситуация — это полный триумф. Отзывчивый на наше влияние, он нашёл в молитве и в духовном деятельности дополнительный источник энергии, необходимой ему. Вчера мы видели случай полного расстройства периспритных элементов с последующим распадом нервной системы в такой болезненной ситуации, которую исправит лишь время. А здесь совсем другая картина. Проблема основного расстройства уже разрешена. Появилась настройка на жизнь, полная новых надежд, вернулся покой в органике; но ещё упорствуют воспоминания, остатки драм, прожитых в прошлом, проявляющихся в форме эпилептоидных феноменов, рефлекторных действий души, которые выходят из широкого и тёмного туннеля теней, чтобы окончательно войти в империю света. Если злу требуется время, чтобы устроиться, то очевидно, что восстановление добра не может произойти в одно мгновение. Так же и с болезнью и здоровьем, с расстройством и восстановлением равновесия.