В первую очередь, конечно, следует вспомнить коперников-ский переворот в кинематике планет Солнечной системы. Геоцентрическая модель К. Птолемея веками успешно справлялась с миссией научной теории, т. е. систематически объясняла и предсказывала движения планет по земному небосводу в форме точных количественных расчётов. С повышением точности наблюдательной астрономии дотелескопной эры ей пришлось вносить в птолемеевскую модель дополнительные эпициклы.[4] Таким образом геоцентрическую модель удавалось удерживать на должной точности расчётов-объяснений, но она становилась всё более громоздкой и всё менее эстетичной. Кроме того, в ряде случаев после измерений, в том числе проведенных с участием самого Коперника (как в вопросе об удалённости Луны от Земли), она стала приводить к резким расхождениям с опытом. Это было главным стимулом для перехода к гелиоцентрической модели. Но Коперника не удовлетворяла также громоздкость позднего геоцентризма. Он стремился придать его основополагающему методу эпициклов первородную птолемеевскую простоту с одним деферентом и одним эпициклом для каждой планеты. Поэтому вся первородная коперниковская гелиоцентрическая модель была во власти этого пережитка методов геоцентризма. Многое она объясняла и рассчитывала точно, но во многом была противоречивой и по точности уступала геоцентрической модели. Именно этим, в первую очередь, а не неким иррациональным упрямством оппонентов и их идеологически ценностными установками, объясняются трудности первородного, коперниковского гелиоцентризма на пути к признанию и дальнейшему развитию. Эта история говорит всё о том же: в теоретической физике удовлетворительное объяснение — это точный математический расчёт. Понимания этого иной раз не хватает некоторым профессиональным историкам науки и её методологам, склонным в драматичном начале истории коперниковского переворота выдвигать на первые роли факторы общемировоззренческого и идеологически ценностного порядка. Лишь после инновации И. Кеплера, заменившего в ней круговые орбиты на эллиптические и постулировавшего три закона кинематики планет, гелиоцентрическая модель окончательно избавилась от геоцентрических пережитков и по всем статьям (по точности расчётов, концептуальной простоте и эстетичности) одержала верх над геоцентрической. Кеплер при этом также теоретизировал не спекулятивно, но под стимулирующим воздействием опытных данных Тихо де Браге, достигшего теоретического предела точности наблюдений астрономии дотелескопной эры.
Классическим примером может служить также эпохально инновационный «Трактат об электричестве и магнетизме» Дж. К. Максвелла. Предсказание радиоволн, синтетическое слияние физической оптики с электродинамикой и др. в нём сочетались с грубо механистическими моделями электромагнитных процессов. В «Трактате…» было более сотни уравнений, сопровождавшихся механистическими интерпретациями по образам сцепляющихся шестерёнок с осями в одной плоскости и в перпендикулярных плоскостях. Изгнание этих механистических пережитков из авторской, первородной версии электродинамики Фарадея-Мак-свелла, её перевод на математический язык векторного анализа и сведение к канонической системе четырёх уравнений заняли многие годы и потребовали особых инноваций таких физиков высшего класса, как Г. Герц, П. Тэт, О. Xэвисайд и др.
Подведём итог для окончания темы «народной науки» и методологической выбраковки её творческой продукции. Этот итог теперь очевиден. Наличие пережитков понятий, концептуальных схем и математических методов является веским методологическим свидетельством в пользу научной добротности теоретических инноваций в их первородных версиях.
Принцип соответствия регулирует преемственность инноваций со старыми теориями далеко не во всех случаях. Так, становлению микроскопической теории сверхпроводимости до 1957 г. оказывала мощную эвристическую поддержку теория сверхтекучести жидкого 4Не, построенная Ф. Лондоном и Л. Тиссой, а после 1957 г. уже теория сверхпроводимости оказывала мощную эвристическую поддержку формированию теории сверхтекучести 3Не. Тем не менее теория сверхтекучести 4Не не стала частным разделом теории сверхпроводимости металлов, а последняя, несомненно, не станет частным разделом зрелой теории сверхтекучести 3Не. Что касается пережитков в научно-теоретических инновациях, то они имеются всегда, поскольку научные теории, в отличие от спекулятивных, никогда не создаются одноактно и «на чистом месте», всегда вырастают из старых теорий, перерастая их постепенно и поэтапно.
Поэтому методологический критерий наличия пережитков как критерий научной добротности инноваций является более общим, чем методологический критерий преемственности теорий в ключе принципа соответствия. По этому критерию псевдоинновации могут надёжно распознаваться и выбраковываться, что называется, с порога.
Спекулятивные атаки на концепции современного естествознания предпринимаются также со стороны части российских православных интеллектуалов. При этом особенно «достаётся» эволюционизму, который во второй половине ХХ в. стал тотальным, охватив также химическую и физическую отрасли естествознания.
Сошлёмся на одно из последних выступлений такого рода в журнале, нацеленном на эффективную популяризацию православного вероучения, включая сложную и деликатную проблему «Наука и религия». В науке массовая популяризация учений — это особо ответственное дело. Оно требует от деятелей науки особых талантов, поэтому далеко не каждый учёный за него берётся: уж слишком сложна и тонка граница между эффективной популяризацией и вульгаризацией. Для спекулятивно рассуждающего «оппонента» современной науки такой проблемы не существует. Так, достаточно провести прямую аналогию вращения галактик с пращей, которой библейский Давид сразил Голиафа, — и можно уверять доверчивых читателей, что от гипотезы тёмной материи, в которой сосредоточена основная масса галактик, не остаётся камня на камне. Стиль этого уверения — всё тот же агрессивный стиль «народной науки»:
«Если студент любого технического вуза на экзамене по теоретической механике или сопромату решит задачу, используя представления о каких-то невидимых тёмных массах, то его неизбежно ждёт переэкзаменовка. Но эволюционную теоретическую космологию такие выкладки вполне устраивают — такого рода фантазирования причисляют к разряду высокой, современной и хорошо оплачиваемой науки… (Ребята, вы хорошо устроились!)
Для обоснования других эволюционных космологических концепций придумано аналогичное понятие «тёмная энергия»15.
В политизированной полемике культивируется бессовестный, но очень эффективный приём: критикуемая концепция сознательно трансформируется в уродливую карикатуру, а последняя затем эффектно «разоблачается» перед несведующей и доверчивой аудиторией. У автора процитированной статьи это получается непроизвольно, но на его совести остаётся полное и, по-христиански говоря, горделивое невежество в вопросах методологии науки. Оно разоблачается одной лишь его прямой аналогией между втузовскими задачками по теоретической механике или сопромату, с одной стороны, и фундаментальным познанием на переднем крае современной теоретической физики — с другой. Автор не ведает того, что гипотезы современных физиков-теоретиков — это методологические антиподы вольных «придумок» философов. Они выдвигаются ради систематизации многообразия достоверных экспериментальных фактов, добывание которых длится десятилетиями, требует огромного коллективного, исторически преемственного труда, всё более наукоёмкой, филигранной и дорогостоящей аппаратуры. Автор не понимает (и, естественно, не разъясняет читателям) даже того смысла, который имеют в виду физики, говоря о тёмном веществе: речь идёт о гипотетических элементарных частицах, во многом сходных с нейтронами и нейтрино. Как известно, и те, и другие были гипотетическими (нейтрино — четверть века), но затем были обнаружены экспериментаторами. Для физики это не впервые, но для понимания этого надо же элементарно знать историю физики XX в. А здесь сразу же — «Материализация тьмы»!
4
По математической сути это было закладкой основ гармонического анализа — представления сложных периодических движений через сумму простых (гармоник) со своими амплитудами, частотами и фазами. Как известно из школьной физики, равномерные вращения объектов по окружностям с ребра воспринимаются как их гармонические колебания.