Джуд не станет говорить мне, что мне нужно все это отпустить. Не сможет.
– Что бы вы сделали, – тихо спросила я, – если бы это была Скарлетт? Если бы у вас была зацепка, пусть даже ничтожная, по ее делу?
Я никогда раньше не произносила вслух имя дочери Джуда в его присутствии. До недавнего времени я даже не подозревала о ее существовании. Я мало знала о ней – за исключением того факта, что она стала жертвой серийного убийцы, известного как Найтшейд.
Единственное, что мне было известно, – как Джуд почувствовал бы себя, если бы по делу появились подвижки.
– Для меня все было иначе, – наконец ответил Джуд, не отводя взгляда от дороги. – Тело нашли. Не знаю, делает ли это все лучше или хуже. Наверное, лучше, потому что мне не нужно было гадать. – Он на мгновение стиснул зубы, а потом продолжил: – Хуже, потому что ни один отец не должен видеть такое.
Я попыталась представить, через что пришлось пройти Джуду, когда он увидел тело дочери, и тут же попыталась остановить себя. Джуд умел терпеть боль, а его лицо скрывало девять десятых того, что он чувствует. Но, когда он увидел безжизненное тело дочери, скрыться было невозможно, невозможно перетерпеть боль, стиснув зубы, – не оставалось ничего, кроме гула в ушах и чувства опустошения, которое было слишком хорошо знакомо и мне.
Если бы тело Скарлетт нашли только что, если бы у вас в руках оказалось ее ожерелье, вы бы не стали сидеть на месте. Вы не смогли бы – чего бы это ни стоило.
– Вы попросите Бриггса и Стерлинг дать мне материалы дела? – спросила я. Джуд не был агентом ФБР. Его первым и единственным приоритетом было благополучие несовершеннолетних помощников ФБР. Он принимал финальное решение о том, будем ли мы работать над тем или иным делом.
В том числе над делом моей матери.
«Вы понимаете, – подумала я, глядя на него. – Хотите вы этого или нет – вы понимаете».
– Ты сможешь посмотреть материалы, – ответил Джуд. Он остановил машину у частной взлетной полосы, а затем пристально посмотрел на меня. – Но ты не станешь делать это одна.
Глава 4
В частном джете было двенадцать мест, но, войдя, я увидела, что заняты только пять. Впереди сидели агенты Стерлинг и Бриггс, по разные стороны от прохода. Она изучала материалы дела. Он смотрел на часы.
«Исключительно деловые отношения», – подумала я. Впрочем, если бы отношения между ними были действительно деловыми, им бы не понадобилось увеличивать расстояние, садясь по разные стороны.
За ними расположился Дин, спиной вперед. Перед ним стоял столик, на котором лежала колода карт. Лия развалилась на двух сиденьях, по диагонали от Дина. Слоан, скрестив ноги, уселась на краю столика, светлые волосы собраны в кривоватый хвост на макушке. Если бы на ее месте был кто-то другой, я бы стала переживать, что он сейчас свалится, но, зная Слоан, она, вероятно, уже математически просчитала свое положение и приняла все необходимые меры, чтобы законы физики работали в ее пользу.
– Что ж, – произнесла Лия, одарив меня ленивой ухмылкой, – смотрите-ка, кто наконец решил почтить нас своим присутствием.
Они не знают. Осознание того, что Бриггс не сказал остальным членам команды о моей матери – о ее теле, – окатило меня. Если бы он сказал, Лия не стала бы лениво подшучивать надо мной, она бы делала это куда резче. У некоторых людей талант утешать других. Лия гордилась своей способностью отвлечь – но так, что вы вряд ли захотите благодарить ее за это.
Мое предположение подтвердилось, когда Дин повернулся и посмотрел на меня.
– Не обижайся на Лию, – сказал он. – Она не в духе, потому что я обыграл ее в «Парашюты и лестницы»[2]. – В уголках его губ заиграла слабая улыбка.
Дин не встал со своего места. Не прошелся по самолету, не положил руку мне на плечо или на затылок, чтобы успокоить. А значит, он определенно не знал.
В этот момент мне и не хотелось, чтобы он знал.
Улыбка на его лице, то, как он поддразнивал Лию, – Дин понемногу исцелялся. Каждый день, который мы проводили вместе, барьеры понемногу истончались. Каждый день он понемногу выходил из тени и становился больше похож на себя.
И я хотела, чтобы это продолжалось.
Я не хотела, чтобы он думал о том, как моя мать стала жертвой убийцы. Я не хотела, чтобы он думал о своем отце, который был убийцей.
Я хотела и дальше смотреть на эту улыбку.
– «Парашюты и лестницы»? – переспросила я.
У Лии заблестели глаза.
2
«Парашюты и лестницы» – детская настольная игра с простыми правилами, в которой нужно, бросая кубики, первым довести свою фишку до последней клетки.