Да, есть что вспомнить! Вот знаете романс «Уж гасли в комнатах огни»? Так вот, слова написал великий князь Константин Романов, брат Александра Третьего! Он вообще был страстный меломан, очень любил Чайковского.
Есть еще несколько романсов на его слова. Но он никогда не подписывал их, естественно. На старых пластинках стоят инициалы К. Р. Помню рассказы бабушки по материнской линии, певицы цыганского хора. «Знаешь, почему мы Ильинские?» – спрашивала она. И рассказывала семейное предание. Наш род, пока не осел, тоже, естественно, кочевал в кибитках. Цыгане вообще, как и всякий кочующий люд, считают своим покровителем Илью-пророка. Так вот, во время кочевий они нередко терпели бедствие от разгула стихии. И только кибитки моих предков божественный огонь обходил стороной. «Ну, это понятно, – говорили цыгане, – они же Ильинские», – намекая таким образом на особое покровительство пророка моим сородичам. Так и стал наш род Ильинскими…
А однажды, когда я чем-то сильно болел и лежал в детской весь укутанный, входит красивая женщина в сопровождении генерала. Что-то ласковое мне говорят, чем-то вкусным кормят-угощают… Это были знаменитая певица Надежда Васильевна Плевицкая со своим мужем генералом Скоблиным…[4]
Дети Козины: Наталия (Надежда), Вадим, Муза (на руках у няни). 1910
Все мы вышли из детства – как точно сказано! Вот, скажем, не видел я живого Шаляпина, но зато слушал новенькие, только что из-под пресса, пластинки с его голосом. И решил: «Буду петь точно так же!» Детская глупость? А я до сих пор мечтаю так спеть и всю жизнь к этому стремился. Может, потому у меня кое-что и получилось, что я с самого детства, всю жизнь стремился и стремлюсь к великому образцу, к идеалу. Скажете: впал старик в детство, а я вам отвечу, что я и не выходил из него! Все было – и огонь, и воды, и медные трубы, и еще кое-что, только мне одному ведомое. А умирать буду – детство вспомню…
В 1922 году умер отец, и на мои плечи легла забота о маме и сестрах. Едва окончив школу, устроился работать грузчиком в порт, а по вечерам озвучивал немые фильмы, играя за кулисами в кинотеатре. Вот это была практика! Приходилось по нескольку часов подряд непрерывно наигрывать разные танго, фокстроты, попурри. К концу сеанса болела спина, немели пальцы. Каким-то образом я еще выкраивал время на посещение кружка художественной самодеятельности ленинградского Монетного двора. На улице Правды, в помещении бывшей церкви был оборудован рабочий клуб, где мы, кружковцы, часто выступали перед рабочими. Это первые мои публичные выступления. Потом я поступил в комический хор Чарова, был простым хористом, но мне иногда давали играть маленькие роли. Помню, даже как-то удостоился играть роль великого князя. Хе-хе, «удостоился»! Наверное, за маленький рост – ведь тогда к князьям-то отношение было соответствующее.
Тут нельзя не вспомнить и мою неудавшуюся морскую карьеру. После школы, в 1923 году, мы с приятелем поступили в военно-морское училище. Но очень скоро выяснилось, что происхождение мое отнюдь не пролетарское, и меня с треском выперли. Так и не стал я морским волком, а море любил всю жизнь. У меня много песен, я часто на судах выступал, даже здесь, в Магадане. Вот мне моряки подарили значок – видите, в форме подводной лодки? Он мне очень дорог.
Тогда в кинотеатрах после сеансов бывали, как правило, дивертисменты, концерты с участием артистов разных жанров. И такое считалось весьма ответственным, ведь на сеанс собиралась масса публики! И вот как-то в сборном концерте заболела известная артистка. Тут-то, как в сказке, мне и предложили: «Давай, дескать, докажи, что ты умеешь петь!» А что петь? Вот и решился тогда спеть свою песню (а сочинял я всегда, сколько себя помню) на слова своего родственника поэта Придворова (псевдоним – Демьян Бедный. – Прим, ред.) – «Песню о стратостате». Публике понравилось, и моя судьба была решена!
4
В. А. Козин путает или сочиняет очередную легенду: Н. В. Плевицкая стала женой генерала Скоблина только в 1921 году, в эмиграции. Они обвенчались на турецком острове Галлиполи. В момент описываемых событий Плевицкая и Скоблин даже не были знакомы