В полках подтягивали дисциплину, карали пьянство и дебоши. Восстанавливались воинская этика и мораль. Но при этом, понимая всю тяжесть поставленных задач, новый главнокомандующий приказал готовить флот к возможной эвакуации, чтобы избежать повторения ужасов Новороссийска.
Затем он обратился за поддержкой к двум столпам национальной России — бывшему министру земледелия в правительстве Столыпина А. В. Кривошеину и академику П. Б. Струве, на которого возложил руководство управлением международных сношений. Он уповал на сподвижника Столыпина и не ошибся: Кривошеин ясно осознавал необходимость учитывать новые обстоятельства истории, не закрывать глаза на то, что революция произошла. До Врангеля и Кривошеина с революцией только боролись, не признавая ее.
В заявлении для печати главнокомандующий четко обрисовал перспективы: «Создание для населения Юга России, занятого моими войсками, такого правопорядка, при котором население могло бы быть удовлетворено в своих чаяниях возможно шире — вот основные задачи власти.
Мною намечен целый ряд мер, чтобы наибольшее количество земли могло бы быть использовано на правах частной собственности теми, кто в эту землю вложил свой труд. Мелкому крестьянину-собственнику принадлежит сельскохозяйственная будущность России, крупное землевладение отжило свой век… Не триумфальным шествием из Крыма к Москве можно освободить Россию, а созданием хотя бы на клочке русской земли такого порядка и таких условий жизни, которые потянули бы к себе все помыслы и силы стонущего под красным игом народа»[416].
Прозвучала столыпинская идея: ставить на крестьянина-собственника, видеть в нем опору государственности. Деникинское «непредрешенчество» закончилось. Врангель отказывался от особой, «добровольческой» политики, считал, что она разделила противобольшевистский фронт, поссорила с другими антибольшевистскими силами — Грузией, Украиной, Азербайджаном, едва не привела к борьбе с казаками, которые составляли половину белой армии. По сути Врангель совершал кардинальную реформу, занимаясь, как выразился один из руководителей крымского земства В. А. Оболенский, «перестройкой всего государственного строя на новой социальной базе».
Деникинский период уходил в прошлое. «С этим знаменем было легко умирать, — и добровольцы это доказали, — но победить было трудно… Мы предлагали умирать за Родину, народ вожделел землю. Отсюда большая народность даже Махновщины с лозунгом — „За землю, за мужиков, против большевиков, буржуев, помещиков“, и ненародность Добровольчества с нашей „Единой и Неделимой“»[417].
В это время преследуемый чекистами Шульгин решился на отчаянный шаг — на купленной у рыбаков шлюпке дойти до крымского острова Тендра. Под носом у пограничной стражи на маленькой четырехвесельной лодке Шульгин, оба его сына и сотрудница «Азбуки» Ирина преодолели 70-верстный путь.
Когда погоня отстала, сыновья от радости запели. И что запели? Это был имперский гимн «Боже, царя храни…». Море спокойно внимало душевному порыву юношей.
На острове Тендра был пост, беглецов допросили и направили к командующему белым флотом адмиралу Саблину на яхту «Лукулл». На ней они и прибыли в Севастополь.
Шульгина встретили как вернувшегося с того света. На дверях одного дома он прочел табличку «Редакция „Великой России“. Основана В. В. Шульгиным».
Потом — особняк, у которого стояли казаки конвоя, Ставка Верховного главнокомандующего Врангеля. После добровольного ухода Деникина он встал во главе армии.
В приемной Шульгин встретил многих знакомых — вот генерал Драгомиров, вот Кривошеин — помощник Врангеля по гражданской части, премьер-министр, вот академик Струве…
«Отворяется дверь, и на пороге появляется высокая фигура того, кого со злости большевики называют „крымским ханом“…»
Врангель рассказал о своих планах:
«Когда я принял командование, дело было очень безнадежно… Но я хотел хоть остановить это позорище, это безобразие, которое происходило… Уйти, но хоть, по крайней мере, с честью… И спасти, наконец, то, что можно… Словом, прекратить кабак…
Я добиваюсь, чтобы в Крыму, чтобы хоть на этом клочке, сделать жизнь возможной… Ну, словом, чтобы, так сказать, — показать остальной России… вот у вас там коммунизм, то есть голод и Чрезвычайка, а здесь: идет земельная реформа, вводится волостное земство, заводится порядок и возможная свобода… Никто тебя не душит, никто тебя не мучает — живи, как жилось…