…Сейчас я хочу сказать только: надо признать то, что было. Голое отрицание, то есть утверждение, что евреи ни в чем не виноваты — ни в российской революции, ни в консолидации большевизма, ни в ужасах коммунизма — есть самый худший путь»[493].
Зададимся вопросом: для чего Шульгин написал эту книгу?
Объясниться с евреями, бежавшими из России вместе с русскими белогвардейцами? По поводу чего?
Хотя бы по поводу вот этого: «Апокалиптическое чудовище» на беду двум народам «будет переть по обретенному пути, пока не разобьет себе голову о стену».
Далее следовал исторический обзор — от студенческой забастовки 1905 года, организованной студентами-евреями в Киевском университете, против которой Шульгин боролся, до «жидов-арендаторов», которые управляли имениями польских панов на Украине накануне казачьих войн и, что было невыносимо унизительно, брали с православных крестьян плату за совершение в церквях всех религиозных обрядов. (В повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба» звучат отголоски тех событий.)
Шульгин писал (упоминая и «русский кредит») о Столыпине, который «не успел построить мост к еврейству», убитый евреем Богровым; о ставке евреев на пораженчество в Русско-японской войне… Но также он не уклонился от разговора о решающей, по его мнению, ошибке имперской власти во время Первой мировой войны, когда евреи выступили за «войну до победного конца»: «Отвергшие союз с еврейством потеряли Трон, историческую русскую форму правления, а также результаты войны, оказавшейся в окончательном результате победоносной для союзников России»[494].
Василий Витальевич не мог не сказать о противостоянии русской Добровольческой армии и армии Красной, а также о погромных настроениях среди белых.
Однако Гражданская война давно закончилась, пора делать обобщения. И Шульгин, только что отделивший «чистых» от «грязных» белых и сам, как мы помним, защищавший Бейлиса, без колебаний указывает на непреодолимую пропасть между русскими и евреями: «Я вполне представляю себе еврея, который совершенно проникся русской культурой; подобно Айхенвальду, бредит русской литературой; подобно Левитану, влюблен в русский пейзаж; подобно Антокольскому, заворожен русской историей. И все же этот еврей, вся душа которого наполнена русской культурой, будет разрушать действенную русскую силу, эту культуру создавшую и создающую. Будет разрушать, ибо эта сила стоит ему поперек дороги; той дороги, которая в его самых сокровенных мыслях русская, а на самом деле еврейская…»[495]
«Поэтому-то надо ожидать, что даже те евреи, которые искренне в своих мыслях прониклись интересами России, будут хронически, и при всяких комбинациях, разрушать организацию, пока что для русских самую выгодную, а именно организацию вожаческую. Они будут всеми способами твердить при этом, что они действуют единственно в интересах самих русских, и многие действительно так и будут думать. Но на самом деле хаос, который водворяется в русском народе, когда у него отнимают вожаков, выгоден только тем, кто в этом хаосе остается организованным. Такой забронированной организованностью обладают именно евреи»[496].
Другими словами, вопрос не столько в отношении к культуре, сколько в угрозе устройству самой жизни русских, руководить которой всячески устраиваются евреи. В другой части книги Шульгин писал, что надо было охранить «полумладенческий» русский народ от сильного, закаленного в борьбе за свои интересы еврейского народа.
Из этого сделан вывод: надо готовиться к борьбе, в которой, впрочем, необходимо придерживаться определенных ограничений.
«Евреи неудержимо ползут вверх, стремясь тем самым взгромоздиться на хребет русского народа; последний не из тех наций, которые проглатываются без сопротивления; при кажущейся беспомощности русские таят в себе мощные ресурсы отпора; и это проявится очень ясно, как только русские обретут вновь социальную организацию, свойственную (пока что) их только еще складывающейся породе, то есть организацию вожаческого типа.
Готовясь к этой неизбежной борьбе, мне кажется, надо дать себе отчет кое в чем. А именно:
1. Борьба, то есть война, есть всегда зло и бедствие. На этого рода вещи разумные люди идут только тогда, когда иного выхода нет; когда не воевать нельзя; когда не воевать есть еще большее зло, чем бой. Только в этих случаях можно и должно идти на войну по принципу: из двух зол выбирай меньшее…