— Езжай вперед и помалкивай, — сказал Шпандау, садясь в машину. — Хей-хо, Сильвер[69]!
Проехав вдоль берега, а затем свернув в глубь города, где дорога шла зигзагами, они миновали улицы с сами шикарными магазинами и апартаментами и очутились в кварталах победнее, подревнее и со все более узкой проезжей частью, где запахи Африки, Индии и Азии сливались воедино и наполняли воздух пряным ароматом, с трудом заглушающим вонь от неисправной канализации и мусора, горы которого вырастали быстрее, чем городские службы успевали их убирать. Здесь обитали те, кто мыл полы в тех самых шикарных магазинах, кто прибирался и готовил для хозяев тех самых шикарных апартаментов с видом на яхты и бухту Ангелов.
— Чувствуешь разницу? — спросил Виньон, обращаясь к Шпандау. — Но ведь нужно же им где-то жить. Вот они и обосновались здесь, а мы надеемся, что они и впредь будут настолько заняты, грабя и убивая друг друга, что даже и не вспомнят о капиталах, которые крутятся чуть ближе к морю.
Добравшись до дома Амалии, они постучали в дверь, но им никто не ответил.
— Эй, кто-нибудь! — крикнул Виньон.
На верхних ступеньках лестницы показалась сама Амалия. На девушке были резиновые рукавицы, в руках — щетка. Маленькая, худая, она была по-своему миловидной, как показалось Шпандау.
— Что вам угодно? — спросила она.
— Мы не отнимем у тебя много времени.
— Вы из газеты? Или из полиции?
— Я когда-то служил в полиции, но это в далеком прошлом, — сказал Виньон. — Мы хотели бы побеседовать с тобой о Винсенте.
— Его нашли?
— Пока нет.
— Я уже рассказала все, что знала.
— Всего пара вопросов, и я оставлю тебя в покое.
Она развернулась и стала подниматься. Виньон и Шпандау последовали за ней. Она ползала на четвереньках по комнате, где еще недавно жил Перек, и смывала отцовскую кровь.
— Простите нас за вторжение, — произнес Шпандау, а Виньон нехотя перевел. — Знаю, насколько это должно быть тяжело для вас.
Она продолжала возить щеткой по полу.
— Я читал ваши показания в участке, — сказал Виньон, — и говорил с обоими полицейскими, которые вас допрашивали. Хорошо ли вы знали Винсента?
— Меня несколько часов всё спрашивали и спрашивали…
— Ответьте еще всего один раз, пожалуйста, — попросил Шпандау.
Она прекратила оттирать пятна, уселась прямо посреди пола и откинула волосы со лба.
— Он снимал у нас вот эту самую комнату. Нет, не скажу, что знала его хорошо. Даже не знаю, какая у него фамилия.
— Вы с ним были друзьями? — спросил Виньон.
— Да. То есть нет… Не знаю… Он пытался мне помочь.
— Отец часто вас избивал? — задал вопрос Шпандау.
— Иногда. Когда напивался. А это случалось часто.
— Вы его ненавидели?
— Отца? Да, наверно да. Иногда я желала ему смерти. Но это был мой отец.
— Но вы ведь не слишком сожалеете о его смерти, да? — продолжал Виньон.
— Нет. Но мне жаль, что его убил Винсент. Винсента мне жалко больше, чем отца. Они считают, что я могла толкнуть его на это, подговорить его, правда?
— А вы его подговаривали? — спросил Виньон.
— Нет. Но мне все равно, что они там себе думают. Это не важно.
— Вы с Винсентом были любовниками…
— Нет, это ложь, — сказала она сразу. — Они так думают, но это ложь. Хотя я бы согласилась, если бы Винсент предложил мне. Но ничего такого не было.
— Вы говорите, отец застукал вас вместе…
— Отец пришел домой пьяный, поколотил меня, а потом ушел. Винсент нашел меня на лестничной площадке, у дверей своей комнаты. Я там пряталась. Он отнесся ко мне заботливо, уложил на свою кровать. Я попросила, чтобы он меня обнял. Вот и все.
— И в такой позе вас застал ваш отец.
— Да.
— И снова стал осыпать вас ударами…
— Мы спали, а он начал молотить в дверь, потом вышиб замок, и дверь открылась. Он отшвырнул Винсента одним ударом и набросился на меня. Винсент пытался ему помешать, но мой отец — крупный мужчина, а Винсент… ну, он невысокий и хлипкий такой.
— Как вы считаете, вашей жизни действительно что-то угрожало? — спросил Шпандау.
— Вы кого имеете в виду — Винсента или моего отца?
— Вашего отца.
— Он крупный мужчина. И бил меня. Посмотрите на мое лицо и скажите, как вы сами-то думаете.
— А Винсент? Испытывали ли вы по отношению к нему страх?
— Нет. Никогда. Винсент не причинил бы мне вреда.
69
Самая известная реплика Одинокого Всадника, так он обычно обращался к своему жеребцу, собираясь в дорогу.