Пройдя несколько метров, Тереса поняла, что надо что-то делать. И пошла на цыпочках — к этому половинчатому решению часто прибегают городские женщины, осматривая участок скорее издали, а не пядь за пядью, как ее муж. Тано, наоборот, шел, засунув руки в карманы, твердо ступая по земле. На участке оставались его следы, он словно метил свою территорию. А если бы он был зверем, то метил бы ее иначе. Он вел себя так, что не оставалось никаких сомнений: он искал именно это. Но что-то в его поведении меня насторожило, и, вместо того чтобы обрадоваться комиссионным, которые, считай, были у меня в кармане, я испугалась и сказала, что должна уточнить у хозяина, действительно ли участок по-прежнему выставлен на продажу.
— А если он не продается, то зачем вы мне его показываете?
— Нет… Да… Он продается, то есть продавался, Кавиро-старший обратился в наше агентство пару месяцев назад, так что лучше мне уточнить.
— Если он обратился в агентство недвижимости, значит, участок продается.
В других местах так бы оно и было, но только не в Лос-Альтосе. Здесь приучаешься мыслить гораздо гибче. Иногда тебя убеждают в желании продать дом или участок, а потом вдруг появляется сын, который просит его для себя, или хозяевам вдруг становится неловко за продажу перед соседями, или кто-то не может договориться с собственной женой. А расхлебывать все приходится агентству недвижимости. Или в данном случае — мне, Вирхинии Геваре, или Мави Геваре — это мой рабочий псевдоним. Некоторые выставляют свой дом или участок на продажу лишь для того, чтобы узнать, сколько они сейчас стоят, понять, насколько выросла цена с момента покупки, потому что им мало обычной условной оценки, они хотят увидеть живых людей, которые желают приобрести их собственность и у которых есть на это деньги. А потом тебе говорят: нет, дом не продается.
— Я хочу этот участок, — повторил Тано.
— Попробую вам помочь, — так, помню, я ему ответила.
— Не подведите меня, — сказал он спокойно, но твердо, и его голос поразил меня не меньше, чем каблуки, проваливающиеся в землю, — его жену.
Я не знала, что ответить. Тано вел себя так, будто уже приставил свою шпагу к горлу поверженного врага.
— Я хочу этот участок.
Я колебалась еще секунду, всего лишь секунду, а потом на меня словно нашло затмение, и я услышала собственный голос:
— Можете быть уверены — он станет вашим.
Это не было сказано из вежливости, не было расплывчатым обещанием, как не имело ничего общего и с моими реальными возможностями. Совсем наоборот. Я была абсолютно уверена, что человек, стоявший передо мной, Тано Скалья, с которым я только что познакомилась, всегда получает от жизни то, что хочет.
И от смерти тоже.
Глава 6
Автомобиль остановился перед шлагбаумом. Эрнесто опустил окно, впервые провел своей магнитной карточкой перед считывающим устройством — и шлагбаум поднялся. Дежурный охранник поздоровался с ними и улыбнулся. Девочка смотрела на него со своего сиденья. Охранник помахал рукой у окошка, но девочка не ответила. Мариана тоже опустила свое стекло и вдохнула полной грудью, словно это был лучший воздух в мире. Он был не таким сладким, как два года назад, когда она впервые появилась в Лос-Альтосе. Тогда они заезжали через другие ворота, для посетителей. И стояла весна, а не осень, как сегодня. И прежде чем их пропустили, у нее записали номер документа. И еще продержали больше пятнадцати минут, потому что никак не могли найти того, кто мог бы разрешить им заехать. В тот день они ехали на асадо[4] к одному из клиентов Эрнесто. Ее муж оказал тому большую услугу, помог заключить сделку, которая иначе бы не состоялась. Оказать такую услугу — все равно что ссудить деньгами, считал Эрнесто. Особенно если в результате твой должник заработал кучу денег. Тогда они и решили, что именно в Лос-Альтосе хотят жить, когда у них появятся дети. И сейчас дети у них есть. Двое, правда, они хотели одного, но надо было или брать двоих, или опять ждать. А у Марианы уже не осталось сил на новые ожидания. С тех пор как судья отдал им детей, прошло чуть больше месяца, и ее ожидания закончились. Они уже готовы были купить ребенка в Чако,[5] им рассказывали об одной акушерке, которая может это устроить. Но, к счастью, у Эрнесто появился еще один клиент, и тот был знаком с нужным судьей, так что дело пошло на лад.
Машина медленно катилась по аллее вокруг площадки для гольфа. Улицы в Лос-Альтосе были красно-желтого цвета. Ни одна картина самого лучшего художника в мире не может сравниться с тем, что они видят сейчас в окне, подумала Мариана. Красные ликвидамбары, желтые гингко билоба, красновато-коричневые каменные дубы. Рядом с девочкой в своем креслице спал Педро. Девочка почувствовала, что из-за открытого окна стало холодновато, и получше укутала малыша в одеяльце. Она поджала под себя ноги и натянула на них свою новую юбку. В окно она увидела табличку с надписью «Осторожно, дети. Скорость не выше двадцати километров в час», но ничего не поняла, потому что не умела читать.
Мариана отвлеклась от пейзажа за окном и посмотрела на детей в зеркало заднего вида, притворившись, будто поправляет прическу, потом задумалась о том, какими будут отношения между братом и сестрой, которых едва знала. Имя мальчику они с Эрнесто придумали давно, еще когда были женихом и невестой. Девочку звали Рамона. Мариана не могла себе представить, чтобы кто-то в наши дни так назвал ребенка. Рамоной могли именовать что угодно, только не девочку. За годы, пока она лечилась, а затем ждала, ей в голову приходило множество вариантов: Камилла, Виктория, София, Дельфина, Валентина, даже Инес — так звали ее бабушку по отцовской линии. Но у девочки уже было собственное имя. И судья не позволил его менять. Поэтому Мариана придумала, что будет звать девочку Роминой, не спрашивая ни у кого разрешения, словно это вариант произношения Рамоны, и не более того. К счастью, девочка не смогла назвать судье имени младенца, если, конечно, оно у него вообще было, она звала его малыш, делая ударение на первом слоге.
Антония встречала их у дверей, она как раз закончила расставлять в вазе цветы, присланные Вирхинией Геварой. Вазу она поставила в центре нового деревянного стола. На горничной была голубая униформа с белыми кружевными манжетами. Совсем новая, ведь когда они жили в Палермо, и речи не было ни о какой униформе. И кровати она тоже не застилала. Но после переезда и появления детей ей пришлось согласиться с изменениями, иначе она осталась бы без работы. На въезде была гравийная дорожка, звук камней под колесами автомобиля напоминал шум дождя, и девочка вздрогнула. Выглянула в окно, но там светило солнце. «Это идет дождь из невидимых камней», — решила она. Мариана вышла из автомобиля первой. Она подошла к Антонии и передала ей коробку и сумку с кое-какой одеждой, которую забыли захватить вчера при переезде. Затем она быстро подошла к машине, открыла заднюю дверь и отсоединила ремень безопасности, которым малыш был пристегнут к детскому креслу. Девочка смотрела, как эта женщина берет на руки ее брата. Мариана сказала что-то вроде «Иди сюда, мой маленький» и вынула его из машины. Одеяльце упало на каменную дорожку.
— Видишь, Антония, какой у нас Педро сегодня красивый?
Антония кивнула.
— Иди, приготовь ему бутылочку с молоком, должно быть, он умирает от голода!
Антония ушла обратно в дом и унесла сумку и коробку. Мариана с Педро на руках посмотрела на машину, будто что-то искала.