Бабушка Мекешу в школу направила, — лишний раз, вишь, и ходить туда не хотела, — справку сунула козлу в зубы… А Ваня догнал козла на углу 3–й Земледельческой, выводящей на проспект, папироску ему сунул — и покудова Мекеша дымил, рассмотрел прокомпостированную козлом бумажонку. Вверху заголовок шел — «Правда» — вот, значит, из какой газеты бабушка документ справила, и год стоял — 1984, дальше кусок передовицы без складу и ладу, и внизу круглая печать оттиснута: кинотеатр «Спутник»… Вот ведь! Откуда только у ней печать такая?! Хотя у бабушки в сундуке чего ведь только нет!.. Мекеша папироску выкурил, Ваня справку на прежнее место — козлу в зубы — сунул, — и помчался тот, только бурый городской снег ошметками полетел из‑под копыт, да прохожие заметались в страхе туда да сюда.
«Правдивая» справка, спроворенная из пожелтевшей газеты, с дурацкой печатью, принесенная душным козлом, произвела на директора школы самое благоприятное впечатление. Ваня и не сомневался.
И вот стала приходить к нему учительница на дом. Была она старенькая, учила детей лет пятьдесят кряду, и так умаялась от этого, что спала на ходу. А бабушка Василиса Гордеевна еще и способствовала учительскому сну. Только Нина Борисовна на порог, а бабушка ее потчевать, да чайком поить — из ведерного‑то самовара!.. Пока напьются старушки… Вот учительница учебники свои достает — прежние еще, с Лениным на первых страницах, со стихами про октябрят, дескать, новые еще не напечатали или отпечатали, да к ним не поступили… Но, видать, самой Нине Борисовне привычнее по старым‑то учебникам учить, всё тут ей знакомо, на каждой странице она как у себя дома, а те‑то учебники — с новыми флагами — как кость поперек горла стоят!
Вот открывает она математику, задача про двух путников: один из пункта А идет пешим ходом, другой из пункта Б едет на велосипеде — но не успели бедолаги встретиться… Бабушка Василиса Гордеевна стянула с головы черный платок, подкралась к разморенной от горячей снеди учительнице, замахала на нее платком, что‑то пошептала… И Нина Борисовна бух носом в пункт Б, локти сложила поверх страниц, голову на руки опустила — и ну сопеть!.. Так и проспала два часа. А после очнулась и говорит: «Вот Ваня сегодня молодец какой! Ставлю тебе отлично, всегда бы так‑то!» — и с чувством исполненного долга — за порог.
Так, по большей части, и проходили уроки. Но не всегда по бабушкиному выходило! Иной раз Василисы Гордеевны дома не окажется, другой раз самовар не поспеет к учительскому приходу, а то Ваня осерчает вконец — вымолит, выкорит у бабушки урок–другой… Да и не так уж часто наведывалась к нему учительница: школьников‑то ведь тоже учить надо, дома дети–внуки дожидаются, да тетрадки еще проверять!.. И всё‑таки кое‑что и Ване удалось урвать из общего‑то образования!
Но ведь и бабушка Василиса Гордеевна учила Ваню кой–чему! Перво–наперво травы понимать: пока весна не пришла — хоть в сушеном виде, чтоб отличить сумел донник от горечавки, чабрец от лютяка… Потом, конечно, какая травка от какой хвори… И как разные травы между собой сочетать, чтоб сильнее ударить по болезни‑то. Как настои делать да отвары, мази да притирания. Сколь времени употреблять то или иное средство, чтоб не переборщить с лечением. Ну, и заговорам, конечно, учила — подходящие слова–те и на девок–трясовиц ведь действуют!
Так‑то вот Ваня и учился. Бабушка длинными зимними вечерами вышивала долгое полотенце — уж такое узорчатое!
Сплошь рушник оказался исписанный разноцветным шелком, и в каждой клеточке — то птички, то горох вьется, то оленьи рога, то лягушки распятые, то змейки, то что‑то вроде буквы «ж», то морды какого‑то животного вниз головой и вверх головой, да много всего… Мелкие узорчатые строчки с двух концов полотенце исчертили, а посредине крупная картина: какая‑то баба с воздетыми к небу руками, в каждой руке — по птице, вместо головы у ней — ромб с крючками, а с двух сторон приближаются к бабе два всадника, вместо голов у них тоже ромбы, а в руках‑то: у одного — красно солнышко, у другого — ясный месяц! Узорочье всё прирастает — и Ваня, разглядывая расписное полотенце, гуторит[6]:
— Таким ведь и вытираться‑то жаль…
А Василиса Гордеевна отвечает:
— А не для того вовсе убрус[7] вышивался, чтоб им морду–личико утирать или пакли грязные…
— А для чего ж тогда? — удивляется Ваня.
— Ить это письмо, разве не видишь?!
— Письмо–о?! — опешил Ваня. — А что ж тут написано? И кому это письмо?
7
Убрус — Расшитое ритуальное полотенце. Полотно играло роль иконной доски задолго до принятия христианства, а узоры на нём несли сакральный смысл: оберегали дом, его хозяев, привлекали здоровье и благополучие. Традиционно изображались Макошь (богиня судьбы, удачи и плодородия) и рожаницы (спутницы Макоши, покровительницы родов) [Ред.]