— Мне весьма жаль его преждевременно почивших родителей, — с неудовольствием заметил канцлер, — и не могу не заметить, что, будь над господином бароном во время оно крепкая отцовская рука, его привычка получать желаемое любой ценой наверняка приобрела бы менее сильный характер.
— Вы хотите сказать — менее сильный характер приобрел бы я, — поправил фон Вегерхоф. — Лукавый старый лис; вы бы об этом мечтали, майстер Зальц, верно? Немного в округе имущей знати, которая раскошеливалась бы на городские нужды; если б только еще я не требовал отчетов о своих деньгах — вот это был бы вовсе рай, а?
— Все ваши взносы — единственно ваша воля, господин барон, — оскорбленно произнес тот, распрямившись. — Город вам безмерно благодарен, однако никто и никогда не просил…
— «Набатный колокол, господин фон Вегерхоф»… — передразнивая чей-то трескучий голос, выговорил стриг. — «Изволите видеть — трещина»… Наверное, некоторая слабость характера во мне все же наблюдается; с чего б еще я стал приносить в дар городу то, на что раскошеливаться должны были бы сами горожане? А мои средства, заметьте, получены тяжким трудом; вам ли не знать, что за проходимцы ульмские дельцы — норовят облапошить при всяком удобном случае; вести с ними дела решительно невозможно.
— Вы вообще не имеете законного права вести торговые дела в городе! — возмущенно напомнил канцлер; фон Вегерхоф удивленно приподнял брови:
— Вести дела? Я? Господь с вами, майстер Зальц; сверьтесь с данными камерария — у меня нет никаких дел в Ульме.
— А кому же, в таком случае, принадлежит торговый дом Фельса?
— Фельсу, надо полагать, — пожал плечами стриг. — Я, разумеется, имею некоторое представление о том, что творится в Ульме, однако проникать в тайны негоциации — для этого у меня недостанет терпения и познаний. Мои увлечения находятся в сфере скорее возвышенной. Теология, религиозные диспуты — это по мне; прения же о взаимоотношении курса талера и лиры есть занятие беспокойное и дурно сказывающееся на здоровье. Замечу, что расследование, начатое майстером инквизитором, как раз и лежит в пределах моих интересов. Так сказать, usu peritus[30] после длительной теоретической подготовки; если повезет, у меня будет chance увидеть живого стрига.
— После чего торговый дом Фельса действительно будет принадлежать исключительно ему самому, — заметил канцлер.
— Что за мрачные мысли, — пренебрежительно фыркнул фон Вегерхоф. — Кроме того, если иметь в виду тот факт, что расследование ведет Молот Ведьм, живым я этого стрига навряд ли успею увидеть.
— Прошу прощения?.. — несколько удрученно уточнил Зальц, вновь обратясь к Курту. — Постойте-ка; майстер инквизитор, не доводилось ли вам служить в Кельне?
— Я покинул его чуть более трех месяцев назад. Это что-то меняет?
— Шутить изволишь? — не позволив канцлеру ответить, вклинился стриг. — Ты отправил на костер князь-епископа и герцога; полагал — молва сюда не дойдет?
— Что ж, — окончательно сникнув, подытожил Зальц, — на одно, по крайней мере, в свете данной новости можно полагаться почти с уверенностью: немала вероятность того, что дело все же будет раскрыто. Однако я настоятельно рекомендовал бы вам ради вашего же душевного здравия не вовлекать господина барона в участие в данном расследовании.
— Бросьте, майстер Зальц, вовлечь меня против моей воли ни во что нельзя; отвлечь, впрочем, тоже…
— Я думаю, — стараясь удерживать в голосе выражение крайнего дружелюбия, оборвал его Курт, — вы уже заметили и сами, что отговорить его невозможно. Если Александер вцепится вам в глотку, то не отпустит до тех пор, пока не получит свое сполна. Кроме того, некоторая практическая польза от него все же будет. Я в Ульме человек новый, не знаю здесь никого и ничего, Александер же прожил в этом городе некоторое время и уж наверное знаком со многими, ему известны некоторые тонкости, каковые могут ускользать от моего внимания, местная специфика; если при всякой сложности и любом возникшем у меня вопросе я стану наведываться в ратушу, вскоре здешней страже дадут указание при моем приближении захлопывать входные двери. Александера же я смогу поднять хоть с постели, хоть из гроба, дабы справиться о чем-либо, интересующем меня или вызывающем сомнения, и жаловаться он не станет, ибо его к этому делу будет привязывать не служебная надобность, а нечто, что держит куда крепче — собственное увлечение.