И действительно, как это могло бы быть? Что бы там ни случилось, 1848 год, «весна народов», ясно был также, и в международном смысле прежде всего, утверждением принципа национальности, или скорее соперничающих национальностей. Немцы, итальянцы, венгры, поляки, румыны и прочие утверждали свое право быть независимыми и объединенными государствами, объединяющими всех членов своих наций против репрессивных правительств, как это делали чехи, хорваты, датчане и другие, хотя с растущим опасением относительно революционных устремлений более крупных наций, которые казались слишком готовыми пожертвовать собой. Франция уже была независимым национальным государством, но ничуть не менее националистическим в отношении этого.
Революции потерпели неудачу, но в европейской политике последующих двадцати пяти лет господствовали те же самые устремления. Как мы видели, они были фактически осуществлены, в той или иной форме, хотя и с помощью нереволюционных или только незначительно революционных средств. Франция вернулась к карикатуре «великой нации», управляемой карикатурой великого Наполеона, Италия и Германия были объединены королевствами Савойя и Пруссия, Венгрия добилась действительного самоуправления по Компромиссу 1867 года, Румыния стала государством посредством слияния двух «Дунайских княжеств». Только Польша, которая потерпела неудачу в попытке принять равное участие в революции 1848 года, также потерпела неудачу, попытавшись завоевать независимость или автономию в восстании 1863 года.
На крайнем западе и крайнем юго-западе Европы «национальная проблема» навязывала себя сама. Фении[60] в Ирландии подняли ее в форме радикального восстания, поддержанного миллионами их соотечественников, гонимых голодом и ненавистью Англии в Соединенные Штаты. Национальный кризис многонациональной Оттоманской империи принял форму мятежей различных христианских народов, которыми она так долго правила на Балканах. Греция и Сербия были уже независимыми, хотя все еще намного меньше, чем они предпочитали думать. Румыния добилась независимости определенного рода в конце 1850-х годов. Народные восстания в начале 1870-х годов все же ускорили другой внутренний и международный турецкий кризис, который должен был сделать независимой Болгарию в конце десятилетия и ускорить «балканизацию» Балкан. Так называемый «Восточный вопрос», который постоянно занимал министров иностранных дел, теперь являлся прежде всего вопросом о том, как перекроить карту Европейской Турции среди дооформившегося ряда новых государств неопределенного размера, которые заявили о себе и были уверены, что представляют собой «нации». И чуть дальше к северу внутренние проблемы Габсбургской империи были еще очевиднее, чем таковые же составляющих ее наций, многие из которых — а потенциально все — выдвигали требования от умеренной культурной автономии до выхода из состава «лоскутной монархии».
Даже вне Европы образование наций носило драматический характер. Чем была Гражданская война в Америке, если не попыткой утвердить единство американской нации, спасая ее от разрушения? Чем была «революция» Мэйдзи, если не появлением новой и гордой «нации» в Японии? Едва ли можно отрицать то, что «делание наций», как называл это Уолтер Бэгхот (1826–1877), шло по всему миру и было главным признаком века.
Так, очевидно, что природа феномена была едва изучена. Понятие «нация» считалось само собой разумеющимся. Как изложил суть дела Бэгхот: «Мы не можем представить себе тех, для кого это трудно понять: «мы знаем, что это такое, когда вы не спрашиваете нас», но мы не можем очень быстро объяснить или различить, что это{45}, и немногие полагают, что это им нужно. Конечно, англичане знали, что значит быть англичанином, француз, немец, итальянец или русский не имеют никаких сомнения в своей национальной идентичности». Вероятно, нет, но в век образования нации верилось, что это подразумевает логическую, необходимую, а также желательную трансформацию «наций» в суверенные нации-государства, с компактной территорией, определяемой областью, заселенной членами «наций», которая в свою очередь определялась своей прошлой историей, своей общей культурой, своим этническим составом и, в значительной степени, своим языком. Но ничего логического относительно этого подразделения нет. Если существование различных групп людей, отличающихся от других групп разнообразием критериев является как бесспорным, так и столь же старым, как и сама история, то существование в девятнадцатом столетии понятия «нация-государство» не является фактом. Еще менее вероятно то, что факт организации территориальных государств типа девятнадцатого века не касается государств, совпадающих с «нациями». Они были относительно недавними историческими феноменами, хотя более ранние территориальные государства — Англия, Франция, Испания, Португалия и, возможно, даже Россия — могли быть определены как «нации-государства» без очевидной нелепости. Даже как общая программа, стремление формировать нацию-государство вне не-нации-государства была продуктом французской революции. Поэтому мы должны проводить четкое различие между образованием наций и «национализмом» постольку, поскольку это имело место в нашем периоде, и созданием наций-государств.
60
фении — (от ирланд. fene — название древних обитателей Ирландии) — ирландские мелкобуржуазные революционеры-республиканцы 50—60-х гг. XIX в., члены «Ирландского революционного братства» основанного в 1858 г. Боролись за независимость Ирландии от Англии. Восстание фениев в Ирландии в 1867 г. потерпело поражение.