Проблема была не просто аналитической, но и практической. Европа, не говоря об остальном мире, явно была разделена на «нации», в чьих государствах или стремлениях обрести государственность имелось, правильно или ложно, мало сомнения, и тех, относительно которых существовала немалая доля неуверенности. Самым надежным указателем первых был политический факт, институционная история или культурная история грамотных. Франция, Англия, Испания, Россия были бесспорно «нациями», потому что они обладали государствами, идентифицированными с французами, англичанами, и т. д., Венгрия и Польша были нациями, потому что Венгерское королевство существовало как отдельное образование в пределах Габсбургской империи и Польское государство существовало долго, пока не было разрушено в конце восемнадцатого столетия. Германия была нацией как потому что ее многочисленные княжества, хотя и никогда не объединенные в территориально-единое государство, давно образовывали «Священную Римскую империю германской нации»[61] и все еще формировали Германскую Федерацию, так и потому, что все образованные немцы имели один и тот же письменный язык и литературу. Италия, хотя и никогда не обладавшая политическим бытием, как таковым, обладала, возможно, самой древней общей литературной культурой своей элиты[62]. И так далее.
«Исторический» критерий статуса национальной государственности подразумевал, таким образом, определяющую важность институтов и культуры правящих классов или образованной элиты, предполагая их идентификацию, или не слишком очевидную несовместимость с обычными людьми. Но идеологический аргумент для национализма был совсем иным, и намного более радикальным, демократичным и революционным. Он опирался на тот факт, что, что бы ни говорила история или культура, ирландцы были ирландцами, а не англичанами, чехи — чехами, а не немцами, финны — не были русскими, и ни один народ не должен был эксплуатироваться и управляться другим. Могут быть найдены или придуманы исторические аргументы, чтобы поддержать это требование — их всегда могут обнаружить, — но по существу чешское движение не выдвигало требования восстановить Корону (королевскую власть) св. Вацлава, а ирландцы не требовали отмены союза 1801 года[63]. Основа этого чувства разделенности не была непременно «этнической», в смысле легко узнаваемых отличий во внешнем виде или даже в языке. Во время рассмотрения периода движения ирландцев (большинство которых уже говорило по-английски), норвежцев (литературный язык которых не сильно отличался от датского) или финнов (чьи националисты говорили как по-шведски, так и по-фински) не придавали большого значения языку. Если они были культурными, они опирались не на «высокую культуру», которой большинство народов еще мало интересовались, а скорее на устную традицию — песни, баллады, эпосы, и т. д., обычаи и менталитет «народа» — простых людей, практически на крестьянство. Первой ступенью «национального возрождения» было неизменно единое, возрождающееся и приобретающее гордость народное население (см. Век Революции, глава 14). Но сами по себе они имели не политический характер. Те, кто были первопроходцами в этом, зачастую являлись культурными представителями иностранных правящих классов или элиты, такие как немецкие лютеранские пасторы или джентльмены-интеллектуалы из прибалтийских стран, которые собирали фольклор и предметы старины латвийского и эстонского крестьянства. Ирландцы не были националистами, поскольку они верили в леприконов (злых гномов).
61
«Священная Римская империя германской нации» — средневековая империя, существовавшая в 962—1806 гг. и включавшая Германию и другие королевства, герцогства и земли (часть Италии, Чехию, Бургундию, Нидерланды и др.), которые в разное время и в различной степени действительно или номинально подчинялись императорам.
62
Ни один современный англичанин, немец или француз не может читать литературные произведения четырнадцатого века, написанные в их странах, не изучив то, что в определенном смысле считается другим языком, но все образованные итальянцы сегодня могут читать Данте с меньшими трудностями, чем современные англоговорящие люди могут читать Шекспира.
63
ирландцы не требовали отмены союза 1801 года — речь идет об унии, вступившей в силу 1 января 1801 г., согласно которой Ирландия юридически становилась частью Соединенного королевства Великобритании и Ирландии.