Еще дважды, в канун 313-го и около 319 г., историки кратко упоминают мелкие военные походы против франков; очевидно, их значимость была невелика. Константин даже вернул часть правого берега Рейна и построил в Кельне огромный каменный мост, который простоял до середины X столетия, когда оказался в настолько обветшалом и опасном состоянии, что архиепископ Бруно, брат Оттона Великого, велел его снести. Предмостное укрепление называлось Дивицион, современный Дейц. Об этих успехах напоминало регулярно проводившееся торжество – франкские игры (ludi Francici). На триумфальном праздновании 313 г. обреченных на смерть франков бросили диким зверям, которых предварительно долго морили голодом.
Попытки воссоздать целостную картину древней Галлии, такой, какой она была при Диоклетиане и Константине, бессмысленны, так как более-менее полные из имеющихся источников восходят ко временам Валентиниана I. Сказанное выше дает приблизительное представление о судьбе большей части деревенского населения. Но галл ощущал свою нищету острее многих других обитателей империи. Отлично сложенный, высокий и стройный, он любил чистоту, и ему претило ходить в лохмотьях. Он знал толк в еде и питье, особенно что касалось вина и других возбуждающих напитков, но он был и прирожденным солдатом, не ведал страха и до старости не боялся никаких тягот. Можно предположить, что таково было свойство этого народа, наделенного горячей кровью и могучей плотью; но галл оказывался в том же положении, что и хилый и слабый южанин, довольствовавшийся одной луковицей в день и щадивший в битве свою кровь и силы, столь экономно растрачиваемые. Не так поступали галльские женщины, красивые и крепкие, державшиеся в стороне от сражений; они наводили ужас на врагов, когда поднимали белые руки и принимались раздавать пинки и удары, «не слабее снарядов катапульты». Таких селян не так просто было довести до предела, и на какой-то стадии нищета неизбежно породила бы мятеж – как и произошло в действительности.
Но и в городах царили бедность и нужда. Наиболее значимой собственностью городского жителя в этой почти полностью сельской стране была земля, отданная арендаторам или возделываемая рабами; поэтому горожанин делил все беды с жителями деревень. Кроме того, здесь, как и во всей империи, государство давило на богачей с помощью декурий, поскольку владельцы надела, превосходившего двадцать пять акров, обязаны были выплачивать постоянно возраставшие налоги. Отдельные личности пытались уклониться от этой обязанности, прибегая к самым отчаянным способам и даже удирая к варварам. Если, тем не менее, известны примеры несметных богатств и ослепительной роскоши, простейшее объяснение состоит в том, что это были так называемые сенаторские фамилии, статус которых передавался по наследству и которые, помимо титула clarissimi и прочих почестей, также наслаждались свободой от выплаты декурий. Другим объяснением может служить одна примечательная черта галльского национального характера: галлы были склонны ко всякого рода союзам, которые превращались, особенно в тяжелые времена, в отношения клиента и патрона, когда сильный защищал слабого. Эти отношения приобрели широчайшее распространение ко временам Юлия Цезаря, который обнаружил полную зависимость народа от аристократии. Спустя пять столетий та же жалоба звучит вновь, практически в том же виде. Сальвиан оплакивает участь мелкого землевладельца, который, будучи ввергнут в отчаяние жестокими чиновниками и неправедными судьями, отдает себя и свою собственность во власть сильному мира сего. «Тогда их земля становится проезжей дорогой, а они – колонами богача. Сын не наследует ничего, потому что отец однажды попросил помощи». Таким образом, какой-нибудь вельможа, арендующий государственные территории, вполне мог собрать воедино бесчисленные latifundia[9] и затем, на античный манер, вдоволь проявлять благородство по отношению к своему городу или провинции, например возводя роскошные общественные постройки, пока все кругом чахнут или живут его милостями. Хотя для Галлии и нельзя привести конкретных примеров таких случаев, тем не менее это единственное объяснение контраста между внешним великолепием городов (постольку, поскольку его нельзя приписать императорской щедрости) и общеизвестной нищетой их жителей. Еще и сегодня эти здания украшают свою округу, как когда-то, когда они, будучи невредимыми, восхищали поэта Авзония. Не говоря о всевозможных дарах, возместить необходимые расходы, из своих средств или из средств города, часто помогали декурии.
Теперь следует поговорить о просветительских учреждениях Галлии; они обеспечили этой области ее столь значительное положение, укрепив связи с римской культурой, которыми провинция так гордилась. Никакого желания вернуться на исконные кельтские пути больше не было; все усилия жителей направлялись на то, чтобы сделаться настоящими римлянами. Людям нужно было прилагать особые старания к тому, чтобы, например, забыть родной язык; сами по себе римские колонизаторы и администрация никогда не смогли бы искоренить его столь основательно. Вероятно, языковая ситуация в Эльзасе может предложить некоторую аналогию ситуации в Древней Галлии; прежний язык продолжает употребляться в повседневной жизни, но везде, где речь идет о предметах более ученых, и в делопроизводстве новый язык вытесняет старый, и каждый чванится его знанием, как бы плохо он им ни владел. Древняя религия галлов также облачилась в римские одеяния, и боги поменяли на римский лад не только свои имена (там, где это было возможно), но также и изображения; этот стиль не воспринимался, конечно, как провинциальный и изрядно устаревший, поскольку был заимствован на Юге, где понимают толк в искусстве. Но по меньшей мере в одном случае от скульптора требовалось воспроизвести настоящий кельтский идеал – если он изображал таинственных матрон с удивительными прическами, сидящих обычно по трое, держа чаши с фруктами. Множество местных божеств, имена которых поэтому необязательно было переводить на латынь, оставили по себе только надписи-посвящения, без изображений.