Выбрать главу
   Забудь о прошломъ; нѣтъ разлуки,              Самъ Богъ вѣщаетъ намъ:    Отнынѣ, радости и муки,              Все въ жизни — пополамъ.
   Ахъ, будь и самый часъ кончины              Для двухъ сердецъ одинъ:    Пусть съ милой жизнію Мальвины              Угаснетъ и Эдвинъ!»[2]

Пока онъ декламировалъ балладу, Софія смотрѣла на него не только одобрительно, но даже съ нѣжностью. Какъ вдругъ наше спокойствіе было нарушено ружейнымъ выстрѣломъ, раздавшимся у самыхъ нашихъ ушей, и вслѣдъ затѣмъ сквозь кусты пробрался человѣкъ съ ружьемъ и подхватилъ убитую имъ дичь. Охотникомъ оказался никто иной, какъ капелланъ мистера Торнчиля, а жертвой его палъ одинъ изъ дроздовъ, только что услаждавшихъ насъ своимъ пѣніемъ. Такой громкій и близкій выстрѣлъ, конечно, перепугалъ моихъ дочерей и я замѣтилъ, что Софія, не помня себя отъ страха, бросилась въ объятія мистера Борчеля, ища защиты. Капелланъ подошелъ къ намъ, извинился, что потревожилъ насъ, и увѣрялъ, будто не зналъ, что мы такъ близко. Потомъ онъ подсѣлъ къ моей младшей дочери и, по обычаю охотниковъ, повергъ къ ея ногамъ всю дичину, настрѣленную въ это утро. Она намѣрена была отказаться отъ подарка, но выразительный взглядъ матери принудилъ ее измѣнить тактику и принять приношеніе, хотя и неохотно. Жена моя, по обыкновенію, возгордилась этимъ обстоятельствомъ и шопотомъ сообщила мнѣ, что капелланъ въ такомъ же восторгѣ отъ Софьи, какъ сквайръ отъ Оливіи. Однакожъ я съ большимъ вѣроятіемъ полагалъ, что привязанность Софіи обращена совсѣмъ въ другую сторону. Капелланъ явился къ намъ собственно по порученію мистера Торнчиля и сообщилъ; что сквайръ намѣренъ сегодня вечеромъ устроить танцы при лунномъ свѣтѣ на лужайкѣ, передъ нашимъ домомъ, и для этой цѣли заказалъ уже и музыку, и угощеніе.

— Не скрою отъ васъ, прибавилъ капелланъ, — что я недаромъ взялся передать вамъ эту вѣсть, и надѣюсь, что въ награду за доставленное удовольствіе миссъ Софія сдѣлаетъ мнѣ честь танцовать сегодня со мною.

Дочь моя отвѣчала, что ничего не имѣетъ противъ этого, но только не сегодня, потому что вотъ джентльменъ (указывая на Борчеля), который весь день помогалъ ей въ работѣ и поэтому справедливѣе, чтобы онъ же былъ и ея кавалеромъ въ танцахъ. Но мистеръ Борчель поблагодарилъ ее за такое намѣреніе и отказался отъ своихъ правъ въ пользу капеллана, прибавивъ, что сегодня ему предстоитъ пройти еще пять миль и ужинать у одного фермера, который звалъ его праздновать окончаніе жатвы. Такой отказъ очень удивилъ меня, равно какъ и то, что моя благоразумная младшая дочь могла оказывать явное предпочтеніе человѣку безъ всякаго состоянія и отворачиваться отъ другого, которому предстояла едва ли не блестящая будущность. Но насколько мужчины лучше женщинъ распознаютъ хорошія женскія качества, настолько же и женщины имѣютъ даръ прозорливости относительно мужчинъ. Такимъ образомъ оба пола служатъ другъ надъ другомъ естественными соглядатаями и, будучи одарены различными качествами, приспособлены къ наилучшей взаимной оцѣнкѣ.

IX. Знакомство съ двумя знатными дамами. — Внѣшнее щегольство заставляетъ предполагать высшую образованность

Мистеръ Борчель только что распрощался съ нами, а Софія едва успѣла дать свое согласіе на танцы съ капелланомъ, какъ наши малютки прибѣжали объявить, что пріѣхалъ сквайръ и съ нимъ цѣлая куча гостей. Придя домой, мы застали тамъ нашего помѣщика съ двумя другими джентльменами и двухъ молодыхъ дамъ, очень нарядно одѣтыхъ, которыхъ онъ представилъ намъ въ качествѣ особъ изъ высшей знати въ Лондонѣ. У насъ даже стульевъ не достало для всей компаніи и мистеръ Торнчиль тотчасъ предложилъ, чтобы кавалеры сидѣли на колѣняхъ у своихъ дамъ. Но противъ этого я рѣшительно возсталъ, хотя жена и бросала на меня, по этому случаю, недовольные взгляды. Мы отрядили Моисея достать гдѣ нибудь у сосѣдей еще пару стульевъ, а такъ какъ, кромѣ того, для устройства кадрили у насъ недоставало и дамъ, оба джентльмена отправились вмѣстѣ съ Моисеемъ промышлять себѣ партнеровъ. Вскорѣ они возвратились, доставъ все, что нужно. Моисей тащилъ стулья, а джентльмены вели румяныхъ дочекъ сосѣда Флемборо, разукрашенныхъ алыми бантами. Но тутъ открылось непредвидѣнное затрудненіе: хотя обѣ миссъ Флеиборо славились по всему приходу за лучшихъ танцорокъ, были мастерицы отплясывать джигъ и отличались въ хороводѣ, но о кадрили не имѣли ни малѣйшаго понятія. Это вначалѣ сильно сконфузило насъ, но понемножку, съ помощью ободреній и подталкиваній, наши дѣвицы осмѣлѣли и пошли танцовать напропалую. Оркестръ состоялъ изъ двухъ флейтъ, рожка и бубна. Луна ярко сіяла въ безоблачномъ небѣ, мистеръ Торнчиль танцовалъ въ первой парѣ съ моей старшей дочерью, къ великому восторгу всѣхъ зрителей; ибо сосѣди, прослышавъ о томъ, что у насъ творится, сбѣжались со всѣхъ сторонъ поглазѣть на рѣдкое зрѣлище. Моя милая дѣвочка была такъ оживлена и граціозна, что жена моя не преминула шепнуть мнѣ съ гордостью, что «вотъ вѣдь какая плутовка, какъ она ловко переняла у матери всѣ манеры!» Столичныя гостьи тщетно старались не отставать отъ нея; но что онѣ ни дѣлали, пытаясь двигаться то плавно, то въ развалку, то въ припрыжку, но выходило все не то. Зрители, правда, похваливали, но сосѣдъ Флемборо прямо такъ и сказалъ, что ножки миссъ Ливи топаютъ въ тактъ музыкѣ словно эхо. Прошло около часа времени и обѣ важныя дамы объявили, что опасаются простуды и пора въ комнату. Мнѣ показалось, что одна изъ нихъ выразилась при этомъ случаѣ довольно грубо, сказавъ, что она «ей-Богу вся въ поту». Войдя въ домъ, мы увидѣли, что слуги приготовили очень изысканный холодный ужинъ, которымъ заранѣе распорядился мистеръ Торнчиль. За столомъ бесѣда была уже не прежняя: городскія дамы совсѣмъ затмили моихъ дочерей, разговаривая исключительно о томъ, что дѣлается въ модномъ свѣтѣ и между знатными людьми, вставляя лишь изрѣдка тонкія замѣчанія по поводу такихъ предметовъ, какъ живопись, Шекспиръ и новѣйшіе музыкальные инструменты. Раза два, правда, онѣ насъ огорошили довольно крѣпкими словцами, проскользнувшими среди ихъ рѣчей, но мы приняли это за доказательство самаго высшаго тона. Впослѣдствіи я, впрочемъ, узналъ, что ни божба, ни ругательства не въ модѣ въ высшемъ обществѣ. Но въ то время изящество ихъ нарядовъ рѣшительно покрывало въ нашихъ глазахъ всѣ недостатки ихъ рѣчи. Мои дочери съ завистью и благоговѣніемъ взирали на нихъ, почитая существами высшаго полета; и все, что въ другихъ могло бы показаться намъ предосудительнымъ, въ настоящемъ случаѣ приписывалось утонченному воспитанію. Но еще удивительнѣе ихъ талантовъ оказалась снисходительность этихъ дамъ. Одна изъ нихъ изволила замѣтить, что если бы миссъ Оливія пожила въ свѣтѣ, это бы ее сразу развернуло какъ слѣдуетъ, а другая прибавила, что послѣ одной зимы, проведенной въ столицѣ, наша маленькая Софи была бы совсѣмъ другимъ человѣкомъ. Жена моя усердно поддакивала имъ обѣимъ, прибавляя, что ничего въ мірѣ такъ не желала, какъ чтобы ея дочки хоть одну зиму полировались въ городѣ. На это я не удержался и замѣтилъ, что онѣ и такъ получили воспитаніе свыше своего состоянія и что дальнѣйшее развитіе разныхъ тонкостей могло сдѣлать ихъ только смѣшными при нашей бѣдности и, кромѣ того, развило бы въ нихъ потребность къ такимъ удовольствіямъ, на которыя онѣ не имѣютъ права.

вернуться

2

Переводъ этой баллады принадлежитъ В. А. Жуковскому и былъ сдѣланъ въ 1813 году.