Советское руководство в 1941 г. находилось в куда более сложных условиях, чем руководство Израиля в 1967 г. Если израильская армия чувствовала по крайней мере качественное превосходство над соседями, то РККА не испытывала такого же чувства превосходства над Вермахтом. Напротив, это Вермахт имел за плечами опыт двух успешных кампаний. РККА же имела опыт, выявивший массу недостатков в подготовке войск Финской войны. Кидаться на сильного противника, не имея для этого оснований, кроме расплывчатых данных разведки, было почти безумием. Помимо этого, свой отпечаток на оценку ситуации накладывала специфика СССР с его большими расстояниями от мест постоянной дислокации армий внутренних округов до границы. Это в маленьком Израиле можно поднять резервистов и за день, максимум два растолкать их по нужным участкам границы. В СССР требовалось везти резервистов по железной дороге одну-две недели. То есть мобилизация даже без ее объявления могла быть вскрыта противником и привести к сползанию к войне. Замечу также, что руководству Израиля в 1967 г. было морально намного легче: в средствах массовой информации арабских стран не было недостатка в громких заявлениях о скором разгроме еврейского государства. Напротив, немцы весной 1941 г. не спешили обличать «жидобольшевиков» в прессе и на радио.
Сталин в 1941 г. находился между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, опасность оказаться с неотмобилизованной и недоразвернутой армией вынуждала реагировать на любые изменения в обстановке. С другой стороны, проведение мобилизации и масштабных мероприятий по созданию на Западе группировки сил для первой операции могло привести к вступлению в войну без весомых на то оснований. Понятно, что фактор возможности так называемого «внезапного нападения» учитывался. Никто не ждал, что будут заранее присылать бумагу с классическим «иду на вы», т. е. официальным объявлением войны. Однако очевидное забвение формальностей не отменяло стандартного набора событий перед началом военных действий. Но этого стандартного набора не было. Не было прощупывания на дипломатическом уровне возможности получения от СССР тех или иных материальных благ или территории. Не было прямых обвинений (например, в сотрудничестве с Англией, с которой Германия находится в состоянии войны). Что бы ни говорили, но нападение Германии на СССР в 1941 г. было особым случаем в истории войн. Немецким руководством было заранее принято решение на безусловное силовое решение проблемы. Поэтому никаких демаршей, которые могли бы дать основания для нажатия на «красную кнопку» и запуска процесса сбора войск у границы, попросту не было. Напротив, на дипломатическом уровне немцы просто молчали как рыбы. Информацию, которая могла служить достаточным основанием для «красной кнопки», могла дать разведка. Но до самого последнего момента, когда нажатие «красной кнопки» могло дать положительный результат, разведка весомых доказательств не представляла. 31 мая 1941 г. начальник Разведывательного управления Генерального штаба Ф. И. Голиков докладывал:
«Общее распределение Вооруженных сил Германии состоит в следующем:
— против Англии (на всех фронтах) 122–126 дивизий;
— против СССР — 120–122 дивизии;
— резервов — 44–48 дивизий»[57].
При этом разведка не отмечала заметного акцента в группировке немецких войск. Голиков докладывал, что:
«Распределение по направлениям немецких сил против СССР следующее:
а) в Восточной Пруссии — 23–24 дивизии, в том числе 18–19 пехотных, 3 моторизованных, 2 танковых и 7 кав. полков;
б) на варшавском направлении против ЗапОВО — 30 дивизий, в том числе 24 пехотных, 4 танковых, одна моторизованная, одна кавалерийская и 8 кав. полков;
в) в Люблинско-Краковском районе против КОВО — 35–36 дивизий, в том числе 24–25 пехотных, 6 танковых, 5 моторизованных и 5 кав. полков;
г) в Словакии (район Зборов, Пренов, Вранов) — 5 горных дивизий;
д) в Прикарпатской Украине — 4 дивизии;
е) в Молдавии и Северной Добрудже — 17 дивизий, в том числе 10 пехотных, 4 моторизованных, одна горная и две танковых дивизии;
ж) в районе Данциг, Познань, Торн — 6 пехотных дивизий и один кав. полк»[58].