Начальник охраны Большого театра А.Т. Рыбин вспоминал: «Сталин пригласил глав делегаций Гарримана и лорда Бевербрука посмотреть “Лебединое озеро”. Мне позвонили: “Ждите гостей”. Через несколько минут подкатили машины. Заглавную партию Одетты исполняла Галина Уланова. Ее партнером был прекрасный танцовщик из Ленинграда Константин Сергеев. Довольные гости дружно хлопали на весь пустой зал».
Переводчик В.М. Бережков вспоминал: «Я впервые увидел Сталина в конце сентября 1941 года на позднем обеде в Кремле, устроенном в честь миссии Бивербрука-Гарримана. Гости собрались в помещении, примыкавшем к Екатерининскому залу, незадолго до 8 часов вечера. Все ждали появления Сталина. Наконец отворилась высокая дверь, но это был не он, а два офицера из его охраны. Один остановился у двери, другой занял позицию в противоположном углу. Прошло еще минут десять. Видимо, в этом был определенный смысл: свое появление “хозяин” преднамеренно затягивал, чтобы подогреть нетерпение публики… Дверь снова открылась, и вошел Сталин. Взглянув на него, я испытал нечто близкое к шоку. Он был совершенно не похож на того Сталина, образ которого сложился в моем сознании. Ниже среднего роста, исхудавший, с землистым усталым лицом, изрытым оспой. Китель военного покроя висел на его сухощавой фигуре. Одна рука была короче другой – почти вся кисть скрывалась в рукаве. Неужели это он? Как будто его подменили… Медленно ступая кавказскими сапогами по ковровой дорожке, он со всеми поздоровался. Рука его была совсем маленькой, пожатие вялым».
У. Гарриман вспоминал: «Сталин хорошо понимал, что огромные военные усилия русских людей не связаны с поддержкой ими коммунистической системы. Сталин, и это я хочу подчеркнуть, был реалистом. В сентябре 1941 г. он сказал мне:
– Мы не питаем иллюзий, что они[10] сражаются за нас. Они сражаются за мать-Россию».
Сталин и Бивербрук
Из беседы Сталина с главами делегаций 29 сентября:
БИВЕРБРУК. Я позволю себе внести на ваше рассмотрение предложение выступить в четверг[11] на конференции, чтобы сообщить о достигнутых результатах и отметить роль Соединенных Штатов Америки. Такое выступление создало бы атмосферу триумфа, укрепило бы общий фронт и произвело бы сильное впечатление на Англию, США и даже Францию. Я добиваюсь наилучших результатов совещания в интересах всех трех стран.
СТАЛИН. Я не вижу в этом необходимости. К тому же я очень занят. Я не имею времени даже спать. Я думаю, что будет вполне достаточно выступления товарища Молотова.
На предложение Бивербрука привести делегатов конференции в Кремль Сталин вновь указывает на свою занятость. Бивербрук заявляет, что он еще вернется к этому вопросу.
БИВЕРБРУК. С помощью Америки мы сможем доставить 500 танков, из них не больше 50 % легких танков, а остальные тяжелые.
СТАЛИН. Каковы вес легких танков и калибр пушек?
БИВЕРБРУК. 7–8 и 13 тонн, а калибр от 37 до 40 миллиметров.
СТАЛИН. Согласны, если малые танки будут не меньше 7 тонн и пушки не меньше 37 миллиметров. Но нельзя ли увеличить количество?
БИВЕРБРУК. Сейчас речь идет о снабжении в течение ближайших восьми месяцев. После этого мы сможет давать и больше. Мы в своем предложении дошли до предела возможностей. Конечно, необходимо будет держать Архангельский порт открытым.
ГАРРИМАН. Куда вы хотели бы, чтобы американские танки бы посланы – в Архангельск, Владивосток или через Иран? Этот вопрос, конечно, может быть решен в комиссии, если мы не можем принять решение сейчас же.
СТАЛИН. В Архангельск, поближе к фронту.
БИВЕРБРУК. Там, по моим сведениям, очень мало кранов.
СТАЛИН. Число кранов может быть увеличено.
БИВЕРБРУК. Перейдем теперь к авиации. Мы будем посылать из Великобритании по 200 истребителей в месяц в течение восьми месяцев и большое количество после этого. Если мы не согласимся внести какие-либо изменения в типы истребителей, мы намерены посылать «Харрикенны», «Спитфайеры» или другие типы. Придется посылать их морским путем в Архангельск (воздухом посылать их невозможно), конечно, в разобранном виде.