Пролетел сегодня очень высоко неприятельск[ий] аэроплан — все всполошились, начали стрелять, кто — из пушки, кто — из пулемета, из ружей, а кто — и из револьвера (!). Друг друга перестреляли, оказалось 4 раненых и 1 убитый — из пеших.
Я уехал раньше обоза и остановился в Жданском начальном общем тминном училище; штабные же — поодаль, в замке пана, к[ото]рого священник считает австрийским шпионом. Но что пред нашими воеводами значит это, раз только представлены им личный комфорт и удобства?! Ведь Федяй один возит с собой всю домашнюю обстановку!
Не сегодня завтра м[ожет] б[ыть] бой. Я рад был случаю побывать в штабе 46-й пех[отной] див[изии] и говорить с начальником 3-й Грен[адерской] дивиз[ии][18] об организации перевяз[очных] пунктов и госпиталей; послал телеграмму о высылке санитарных транспортов. Мой разговор с плачущей полькой: муж — ушел, в предвидении смерти мрачные мысли в голове, от к[ото]рых ее спасает какая ни на есть работа… […]
10 августа. Светлый райский день. Призывный зов колокола в убогонькой православной] церкви. Люди идут кто сюда, кто в костел за версту далее Загруды[19]. Общий стон от притеснения и жестокости пана Яна Смерчинского[20], замок к[ото]рого занял теперь штаб нашего корпуса (политично ли и практично ли?). Этого пана вся округа ищет убить, но он скрывается и прячется. Священник уверяет, что он шпион.
Вчера, оказывается, стреляли наши солдаты с офицерством в свой же аэроплан!! Эдакая импульсивность и нервность мало обещает утешительного.
[…] Выписка из приказа по этапам 5-й армии № 2: головной этап в Войславице[21]] завтра он переименовывается уже в промежуточный этап № 1, а головным этапом (III разряда) становятся Чесники. Военная дорога: Войславице — Грабовец[22] — Жуков[23] — Чесники[24].
В последнем приказе объявлено «энергичное» наступление наше. Что-то мало заметно это! После обеда сообщено официальной] телеграмм[ой] о крупной победе Ренненкампфа, разбившего будто бы три германских корпуса. Завтра-послезавтра у нас д[олжен] быть бой; штабные с уверенностью рассчитывают пленить австрийского генерала Шемау[25], командира 2-го корпуса; ему будто бы теперь некуда деться. Дай Бог! А я все фома неверный, и в успехе-то Ренненкампфа я как-то сомневаюсь — не слишком ли преувеличено?
Завтра рано утром выступает штаб корпуса в Скербешов[26], за 21 версту к югу. Еще сообщают утешит[ельную] весть (а я все сомневаюсь тож), будто сегодня артиллерийским] огнем подстрелили австрийский аэроплан, к[ото]рый принужден был спуститься на нашу землю, летчики — убиты; еще — будто бы (этому я, пожалуй, верю) австрийский разъезд в 16 человек напоролся на нашу заставу, часть была перебита, часть взята в плен; сообщают так уверенно друг другу, будто австрийск[им] солдат[ам] есть нечего, и они охотно попадаются к нам в плен! Это для меня — басни. […]
11 августа. Накануне пораньше лег спать ввиду раннего сегодня выступления; но ночью был разбужен приблудившим к нам врачом 70-й дивиз[ии], к[ото]рый несколько дней скитается, терпя всякие лишения, ища свою часть. Распорядился о его ужине и временн[ом] прикомандировании]. […]
Замостье[27] перешло в руки неприятеля. Говорят, вчера была слышна сильная вблизи перестрелка, не только пушечная, но и ружейная; недалеко — наши ложементы; не садятся ли в калошу наши воеводы, что торопятся двигаться т[а] к близко к позициям, не ведая бо, что творят? До сего времени с начала кампании не слышал еще ни одного боевого выстрела. Странно! А вот приехали вскоре после меня и наши автомобильные саврасы. […]
Неприятель уклоняется от решительного боя и отступает, очистивши Замостье, перешедшее опять к нам. Пущен слух, что там евреи будто бы встречали австрийцев хлеб[ом]-солью; наши вечно в негодовании — измышляют теперь меры наказания раввину: кто настаивает безо всякого следствия и проверки слухов его — ни более, не менее — повесить, большинство же (в их числе — Лопатин[28]) предлагает учинить ему сечение с помощью нагаек; все гогочут, смакуя прелесть сей процедуры над «пархатыми жидами»!.. Ужас берет слушать все эти дикости. Жестокость нравов нашего штабного офицера достигла своего апогея. О, как я страдаю!.. […]
18
Имеется в виду Ф.Н. Добрышин (см. ниже). Добрынин Филипп Николаевич (1855–1920) — генерал-лейтенант (1907). Начальник 3-й гренадерской дивизии с мая по август 1914 г. Был отстранен от должности распоряжением командующего 5-й армией генерала П. А. Плеве после боя дивизии 13–14 августа 1914 г. на фронте Замостье — Плоске-Завады.
19
Куда я сейчас переселился из Жданне, спасаясь от мириада мух и страшной пыли. —
21
Войславице — деревня в Холмской губернии, ныне в Хелмском повяте Люблинского воеводства (Польша).
22
Чесники, Грабовец — деревни в Холмской губернии, ныне в Замойском повяте Люблинского воеводства (Польша).
23
Жуков — деревня в Холмской губернии, ныне Жукув в Замойском повяте Люблинского воеводства (Польша).
24
Фон Ренненкампф Павел Карлович (1854–1918) — генерал от кавалерии (1910). С июля по ноябрь 1914 г. был командующим 1-й армией, руководил ей во время похода в Восточную Пруссию. После боев под Лодзью в ноябре 1914 г. был отстранен по настоянию главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала Н.В. Рузского.
25
Шемуа Блазиус (1856–1920) — австро-венгерский генерал-майор (1905). С апреля по сентябрь 1914 г. командовал 2-м корпусом 4-й армии генерала М. фон Ауффенберга. С марта 1915 г. в отставке.
26
Скербешов — деревня в Холмской губернии, ныне Скербешув в Замойском повяте Люблинского воеводства (Польша).
27
Замостье — уездный город Холмской губернии, ныне Замосць, город на правах повята в Люблинском воеводстве (Польша).
28
Лопатин Алексей Иванович (1862 —?) — генерал-майор (1906). С февраля 1909 г. занимал должность военного судьи Московского военно-окружного суда.