Отметим также, что скорейшему отбытию князя в поход не могло не помешать трагическое событие, случившееся в Твери — 19 марта 1316 года «загореся градъ Тверь кремникъ»[33]. Пожар был потушен, но «кремнику» явно требовался ремонт, и столь важное мероприятие никак не могло обойтись без участия князя. К тому же 28 марта неожиданно покинул кафедру и удалился в монастырь тверской епископ Андрей[34], противник митрополита Петра и его обвинитель на Переяславском соборе. Н. С. Борисов высказал предположение, что уход епископа в монастырь был вызван тем, что Андрей расценил пожар как знак — князь Михаил нарушил крестоцелование, захватив в заложники Афанасия Данииловича и новгородских бояр, и Господь покарал нечестивца и клятвопреступника[35]. Предположение вполне логичное и смотрится весьма правдоподобным, и, естественно, уход епископа не мог не вызвать толков и смущения среди тверичей. В этих условиях князь, на которого тверской же книжник монах Акиндин в своем «Написании…» возлагал ответственность за происходящее внутри церкви, не мог покинуть город, не успокоив волнующихся горожан и убедившись, что и в епархии в отсутствие пастыря дела идут своим чередом[36].
Итак, весной — в начале лета 1316 года Михаил и его «штаб» активно готовились к предстоящему большому походу на Новгород, который, надо полагать, должен был поставить окончательную точку в затянувшейся распре между великими князем и новгородцами, за спиной которых маячила фигура московского князя. Стоит привести цитату из классического труда В. Л. Янина о новгородских посадниках: «Если к началу XIV века боярство добилось победы над князем, то на всем протяжении первой четверти XIV века победа не кажется завершенной. Новгород активно участвует в борьбе между Москвой и Тверью». Обратим внимание на тот факт, что новгородцы поддерживают в этом конфликте Москву, и такой их выбор носил вполне осознанный характер, потому что Москва на тот момент была слабее Твери, и новгородские «мужи», играя на противоречиях между тверскими и московскими князьями, рассчитывали получить вполне ощутимые политические и иные преференции, закрепив тем самым свой новый статус в отношениях с великим князьями. Однако эта борьба была сопряжена с серьезными трудностями, ибо, как отмечал В. Л. Янин, «великие князья еще не свыклись с мыслью, что прежний Новгород потерян для них безвозвратно. Более того, они иногда добиваются, по-видимому, некоторого расширения великокняжеских прав в Новгороде»[37].
Здесь, пожалуй, стоит вспомнить те проекты договоров между великим князем и новгородцами, которые были подготовлены в 1305 году, договор 1308 года и несохранившийся (по причинам, которые будут указаны ниже) договор 1316 года — красной нитью через их тексты проходит борьба между князем и новгородской «господой», первый пытался «откатить» время назад, ко временам, когда великие князья обладал немалой властью в Новгороде, тогда как вторые, напротив, стремились закрепить те перемены, которые произошли к началу XIV века, и расширить свои свободы. И шанс переломить ход этого состязания в пользу великих князей у Михаила осенью 1316 года был велик, как никогда. После тяжелейшего разгрома в феврале 1316 года под Торжком новое поражение (которое можно сравнить с шелонской катастрофой 1471 года), понесенное новгородцами, сломило бы их волю к сопротивлению. Мир, продиктованный победителем по принципу Vае victis, заложил бы основы новой политической традиции, создав прецедент, который перечеркнул бы предыдущие и на который могли потом ссылаться великие князья (вне зависимости от того, представители какого княжеского дома занимал бы великий стол). И шансы Михаила были тем более велики, если принять во внимание отмеченный В. Л. Яниным кризис, раскалывающий в XIV веке боярскую элиту Новгорода. Выплеснувшаяся наружу во 2-й четверти XIV века после поражения великих князей, но подспудно тлевшая в 1-й четверти столетия, в случае военнополитической катастрофы борьба боярских кланов на фоне развивавшихся социальных антагонизмов, вполне могла привести к концу существование Господина Великого Новгорода как политического субъекта на полтора с лишком столетия раньше, чем это случилось на самом деле, тем более что сами структуры новгородской государственности на рубеже XII I–XIV веков были пластичны, переживая определенную трансформацию (на что указывал, к примеру, В. Л. Янин[38]).
36
Написание Акиндина, мниха лавры Святыа Богородица, к великому князю Михаилу о поставляющих мъзды ради // Русская историческая библиотека. Т. VI. Памятники древне-русского канонического права. Часть 1-я (Памятники ХІ-ХV в.). СПб., 1880. Стб. 150–158. Стб. 157, 158.