Позднее Тауно отправился на долгую охоту. Хотя морской народ жил в глубинах моря, на сей раз он начал путешествие в основном из интереса, чтобы заново полюбоваться величием норвежских фьордов. С ним поплыли девушки Ринна и Ракси, как для своего удовольствия, так и желая доставить удовольствие Тауно. Вместе они совершили веселое путешествие, много значившее для Тауно, — среди беспечного морского народа он часто бывал серьезен и даже иногда впадал в хмурую задумчивость.
Компания направлялась домой, и впереди уже виднелся Лири, когда на них обрушилось проклятие.
— Вот он! — нетерпеливо воскликнула Ринна, завидев город, и бросилась вперед. Ее зеленые локоны заструились вдоль стройной белой спины. Ракси осталась возле Тауно. Она со смехом закружила вокруг него и, проплывая снизу, касалась пальцами его лица или чресел. Он принялся ловить ее с той же игривостью, но она всякий раз ускользала.
— Поймай! — дразнила она, подставляя губы для поцелуя, Тауно усмехался и вновь устремлялся к ней. Унаследовав форму ног от матери, полукровки не были столь быстрыми и ловкими в воде, как дети отцовской расы, но человек все равно ахнул бы, увидев их в движении. Дети Агнете охотнее выходили на берег, чем их двоюродные братья и сестры. Они от рождения были способны жить под водой без помощи чар, не дававших их матери умереть от удушья, соли или холода, а морским людям с прохладным телом нравилось обнимать их более теплые тела.
Над головой Тауно лучи солнца дробились в волнах, создавая крышу из мелкой ряби, отражающуюся на белом песке. Вода вокруг него переливалась всеми оттенками изумруда и аметиста, постепенно темнея в отдалении. Он ощущал, как она омывает его тело, отвечая любовной лаской на игру мускулов. Золотисто-бурые стебли ламинарии тянулись вверх с облепленных морскими уточками скал, колыхаясь от малейшего движения воды. На дне щелкал клешнями краб, чуть далее скользил в глубину тунец, бело-голубой и великолепный. Вода постоянно менялась: тут она была ледяной, там мягкой, тут бурлящей, а рядом спокойной, в ней таились тысячи всевозможных оттенков вкуса и запаха, недоступные чувствам живущих на берегу, а для тех, кто способен слышать, в ней раздавались кудахтанье, хихиканье, кваканье, треск, всплески и бормотание набегающих на берег волн, а вдобавок ко всему в каждом водовороте и журчании Тауно распознавал гигантские медленные шаги приливов.
Теперь он уже видел Лири вблизи: дома, из пучков водорослей на рамах из китового уса и китовых ребер, хрупкие и фантастически ажурные в этом мире малого веса, просторно разбросанные среди садов из водорослей и анемон; в середине дворец его отца, большой, древний, из камня и коралла нежных оттенков, украшенный резными фигурами рыб и морских животных. Столбам главных дверей была придана форма статуй лорда Эгира и леди Рэн, а перемычкой дверей служила фигура парящего альбатроса. Над стенами дворца возвышался хрустальный купол, соединенный с поверхностью моря. Царь построил его для Агнете, дабы она при желании могла побыть в сухости, подышать воздухом и посидеть у огня среди роз и всего прочего, что его любовь смогла раздобыть для нее на берегу.
В городе плавал и суетился морской народ — садовники, ремесленники, охотник, обучающий пару молодых тюленей, китовый пастух, покупающий в лавке новый трезубец, парень, влекущий за руку девушку в сторону мягко освещенной пещеры. Звенели бронзовые колокола, давным-давно снятые с затонувшего корабля, и звук их в воде был более чист, чем в воздухе.
— Эгей! — крикнул Тауно и рванулся вперед. Ринна и Ракси плыли по бокам от него. Все трое запели сочиненную Тауно Песнь Возвращения:
Внезапно обе девушки закричали. Они зажали уши руками, закрыли глаза и слепо завертелись, отчаянно молотя ногами забурлившую воду.
Тауно увидел, что такое же безумие охватило весь город Лири.