– Временами его беспокоит подагра, но, учитывая все остальное, он чувствует себя просто превосходно, – ответила она.
Сэр Гораций воспринял обычную фигуру речи в буквальном смысле и, кивнув, заметил:
– Он всегда слишком много пил. Однако сейчас ему уже под шестьдесят, и полагаю, от прочих неприятностей ты избавлена, не так ли?
– Да-да! – поспешно согласилась сестра.
Неверность и многочисленные интрижки лорда Омберсли, хотя и были оскорбительными, когда совершались на публике (что случалось нередко), никогда не доставляли ей особого беспокойства, но она не имела ни малейшего желания обсуждать их со своим острым на язык родственником и потому поспешно сменила тему, поинтересовавшись у него, откуда он прибыл.
– Из Лиссабона, – ответил сэр Гораций, угостившись очередной щепоткой табаку.
Леди Омберсли была несколько удивлена. Минуло уже два года после окончания затяжной Пиренейской войны[2], и ей казалось, что последнюю весточку от сэра Горация она получила из Вены, где ее брат, вне всяких сомнений, играл некую таинственную роль в работе Конгресса, заседания которого были столь бесцеремонно нарушены бегством этого монстра с Эльбы[3].
– Вот как! – растерянно произнесла она. – Разумеется, у тебя же там дом! Как я могла забыть! А как поживает дорогая София?
– Если уж на то пошло, – заявил сэр Гораций, закрывая табакерку и кладя ее обратно в карман, – то я приехал к тебе именно для того, чтобы поговорить насчет Софи.
Вот уже пятнадцать лет сэр Гораций оставался вдовцом, и за это время он ни разу не обращался к сестре за помощью или советом в воспитании дочери, поэтому сейчас ее вдруг охватили дурные предчувствия. Миледи сказала:
– Да, Гораций? Бедная малютка! В последний раз я видела ее четыре года назад. Сколько ей сейчас? Полагаю, она уже в том возрасте, когда пора выходить в свет?
– В свет она вышла давным‑давно, – с раздражением отозвался брат. – Но все без толку. Сейчас ей уже двадцать.
– Двадцать! – воскликнула леди Омберсли. Затем, произведя в уме несложные подсчеты, она согласилась: – Да, похоже, что так, поскольку моей Сесилии только что исполнилось девятнадцать, а я припоминаю, что твоя София родилась почти на год раньше. Боже мой, как летит время! Бедная Марианна! Каким она была прелестным созданием!
С некоторым трудом сэр Гораций вызвал в памяти образ покойной супруги.
– Да, пожалуй, так, – согласился он. – Но все это в прошлом. Кстати, Софи ничуть не похожа на нее: она вся в меня!
– Представляю, каким утешением она для тебя стала, – вздохнула леди Омберсли. – И я уверена, дорогой Гораций, что ты очень привязан к ней!
– Ничуть не бывало, – небрежно отмахнулся дипломат. – Я не стал бы держать ее подле себя, если бы она доставляла мне хлопоты или нуждалась в заботе. Но чего не было, того не было: она славная малютка, моя Софи!
– Да, дорогой мой, но таскать маленькую девочку за собой по всей Испании и Португалии, когда ей следовало бы обучаться в приличной школе…
– Только не ей! Там ее научили бы всяким глупым женским штучкам, – цинично заметил сэр Гораций. – Кроме того, рассуждать на эту тему бесполезно, поскольку уже слишком поздно! Все дело в том, Лиззи, что я оказался в затруднительном положении. И хочу, чтобы ты присмотрела за Софи, пока я буду в Южной Америке.
– В Южной Америке? – ахнула леди Омберсли.
– В Бразилии. Я не рассчитываю застрять там надолго, но не могу взять свою маленькую Софи с собой, как не могу и оставить ее с Тилли, поскольку Тилли умерла. Скончалась в Вене пару лет назад, чем причинила мне жуткое неудобство, но я не держу на нее зла: в конце концов, она же не нарочно.
– Тилли? – тупо переспросила леди Омберсли.
– Проклятье, Элизабет, что ты все время повторяешь за мной, как попугай? Ужасно дурная привычка! Мисс Тиллингем, гувернантка Софи!
– Господи помилуй! Ты хочешь сказать, что сейчас у девочки нет гувернантки?
– Разумеется, нет! Ей не нужна гувернантка. Пока мы жили в Париже, я без труда находил для нее почтенных дам, которые могли ее сопровождать, а в Лиссабоне на это вообще никто не обращал внимания. Но оставить ее одну в Англии я не могу.
– Конечно, это невозможно! Но, дорогой мой Гораций, хотя для тебя я готова сделать все что угодно, я не уверена, что…
– Вздор! – решительно перебил ее сэр Гораций. – Она станет прекрасной подругой и спутницей для твоей дочери – как там ее зовут? Сесилия? У нее чудесный нрав: начисто лишена дурных наклонностей и пороков!