В борьбе за венгерскую корону между Фердинандом I Габсбургом и Яношем Запольяи после Мохачской катастрофы 1526 г. Ве́рбёци занял сторону последнего. Запольяи, короновавшись, назначил Ве́рбёци канцлером. Иштван пережил своего господина, а также вторую катастрофу Венгрии: занятие Буды турками в 1541 г. Турецкий султан Сулейман, знавший Ве́рбёци по дипломатической миссии в Стамбуле, назначил его верховным судьей венгров на завоеванных территориях. Через год он при невыясненных обстоятельствах умер.
Итак, в деятельности Иштвана Вербеци, как в зеркале, отразилось складывание сословного самосознания и оформление идеологии венгерского дворянства. Юрист, автор «Трипартитума» помог дворянству осознать и определить свое место в общественной и политической жизни, озвучить свои требования, получить доступ к власти и участвовать в управлении государством. Что же из этого в конечном счете получилось? И получило ли дворянство то, чего добивалось? На данный вопрос нет однозначного ответа, но, тем не менее, он скорее отрицателен. Дворянство не смогло осуществить свой главный лозунг una et eadem libertas. Ведь даже поголовное присутствие дворян на Государственных собраниях довольно скоро изжило себя, т. к. было слишком обременительным для большинства. Хотя дворяне и мечтали о равенстве с высшей знатью и независимости от нее, это не представлялось реальным ни до Ве́рбёци, ни при нем, ни после него. Сеньориально-вассальные связи не только сохранялись, во время турецких войн они даже переживали последний ренессанс. Сам Иштван своим восхождением был в немалой степени обязан тем, у кого он состоял на службе (Соби, Запольяи и др.). Политические группировки знати манипулировали дворянской массой в своих интересах. Политическая программа самого дворянства также основывалась на его узкосословных интересах, была невнятна. Идея «национального» королевства в том виде, в каком ее формулировали дворяне, только ослабляла центральную власть, не учитывала конкретной международной обстановки и способствовала ожесточению внутриполитической борьбы. В социальном плане дворянское самосознание также сильно отдавало прошлым. Отношение дворян к низшим сословиям, сформулированное Ве́рбёци в «Трипартитуме» и законах Государственных собраний начала XVI в., подавляло крестьянство и бюргерство, ограничивало их хозяйственные возможности и юридически принижало, прежде всего, крестьян до положения крепостных. Сам Иштван в этом вопросе занял откровенно реакционную позицию; благодаря его формулировкам дворяне осознали себя полными господами прикрепленного к земле крестьянства, несмотря на то, что антикрестьянский закон 1514 г. не был утвержден. Тем не менее, положительное содержание в поведении венгерского дворянства той эпохи все же имелось. Стремясь продвинуться вверх по общественной лестнице, улучшить свое материальное положение, многие дворяне связывали свою жизнь со службой королю и государству. В первую очередь из их числа стало формироваться чиновная бюрократия. В этом смысле Иштван Ве́рбёци представляет собой очень яркий пример, пусть и не самый типичный.
Последний пост Ве́рбёци и его смерть в чем-то символичны. Поднявшись вместе с дворянством — и благодаря дворянству — на такую высоту политической и служебной карьеры, о какой трудно было помыслить провинциальному мелкопоместному дворянину, он не смог удержаться на Олимпе — и рухнул с высоты. Случилось это не только по причине завоевания Венгрии турками. Идеология, выросшая на сформировавшемся в ту же эпоху самосознании венгерского дворянства, оказалась в тупике.
Глава II
Миклош Олах и его интерпретация гуннской концепции происхождения венгров
Концепция происхождения венгерского народа от гуннов доминировала в венгерской средневековой хронистике и в общих чертах сохранялась вплоть до научных открытий XIX в. С этого времени исследования ученых, обращающихся к данной теме, концентрируются на том, чтобы обнаружить корни этих взглядов: истоки связываются с Gesta Hungarorum венгерского Анонима начала XIII в. (т. н. Magister Р.) или восходят к более ранним истокам западноевропейского или византийского историописания. Неисчерпанной темой в изучении вопроса остается выявление действительных связей между этими двумя этносами[82]. В разные периоды венгерской истории у представлений о венгерско-гуннском родстве была разная идеологическая нагрузка, но в любом случае утверждалась мысль о выдающемся месте Венгрии и венгров среди европейских стран и народов. Это было воспринято гуманистической историографией, в том числе одним из выдающихся ее деятелей в Венгерском королевстве Миклошем Олахом (1493–1568). Однако его интерпретация заметно отличалась от ранее существовавших, т. к. отражала новые исторические реалии, складывавшиеся после трагического поражения венгров в битве при Мохаче (1526 г.). В данной главе воззрения венгерского гуманиста рассматриваются на основе двух его небольших, но чрезвычайно ярких сочинений — «Венгрия» и «Аттила»[83].
82
83
Трактат «Аттила» сначала публиковался как приложение к «Истории Венгрии» Антонио Бонфини, увидевшей свет в Германии в 1568, 1581, 1606 и 1609 гг. «Венгрия» впервые была напечатана вместе с «Аттилой» известным в Венгрии собирателем и издателем письменных памятников венгерской истории Матяшем Белом только в XVIII в.: