Мохачская катастрофа 1526 г. круто изменила жизнь Миклоша Олаха. В начавшейся между прогабсбургской и «национальной» партиями борьбе он занял сторону первых и до последнего дня верно служил Габсбургам. Вместе с королевой Марией, вдовой Лайоша II? он покинул родину и вернулся в Венгрию только в 1541 г. (после кратковременного приезда в 1539 г.). 16 лет, проведённые на чужбине, не пропали даром для Олаха. С двором королевы он объездил Австрию, Германию, побывал во Франции. После того как Мария в 1530 г. была назначена своим братом Карлом V Габсбургом наместницей Нидерландов, как секретарь королевы он тоже поселяется там. Адаптация в чуждой среде проходила очень трудно. В письмах, адресованных многочисленным друзьям и знакомым, он постоянно жалуется на то, что не может освоиться в новых условиях, его окружают чужие лица, на тоску по родине. В одном из писем он признаётся, что предпочёл бы жить дома в скромным условиях, чем на чужбине, хотя и в довольстве, но обременённый тягостными мыслями[1068]. Тем не менее, он не спешит домой, именно потому что знает: его пребенды захвачены могущественными баронами, против которых бессилен даже Фердинанд I. Кроме того, Олах недоволен и самим Фердинандом за то, что тот не сдержал слова и передал другим обещанные ему епископства[1069].
Со временем Миклош Олах начал привыкать к Нидерландам, к Брюсселю. Именно в этот период жизни происходит его становление как гуманиста. Олах совершенствует свои знания в древнегреческом языке, много читает. Олах, как и многие гуманисты, питал страсть к переписке. Его эпистолярное наследие огромно, а адресаты жили в Италии, Германии, Австрии, Швейцарии, Нидерландах, Венгрии. Статус Марии как правительницы Нидерландов и высокое положение Олаха при её дворе, ставили секретаря правительницы в центр этой переписки. К нему, как к покровителю и меценату, обращались многие гуманисты за помощью и советом, с предложениями услуг. Олах показал себя чрезвычайно отзывчивым человеком, и ни одну из просьб не оставил без внимания. Он переписывался с членами Лувенской гуманистической академии (Trium Linguarum Academia) Питером Нанием, Ресцием, Гоклением, Барландом, Филицинием; сам регулярно посещал эту академию. Десять лет он состоял в переписке с Эразмом Роттердамским.
Показателен характер писем венгерского гуманиста. Он обсуждал в них вопросы литературы, высказывал мнение о чужом творчестве. Но в целом он мало теоретизировал, мало рассуждал на темы филологии и этики. Его переписка носила скорее бытовой характер, отражала его незрелость как гуманиста. Между тем Олах усердно собирал письма и мечтал издать свой эпистолярный корпус, может быть, рассчитывая на лавры корифея данного жанра.
Так, в письмах к Эразму доминируют темы приглашения Роттердамца ко двору, хлопот по поводу пенсий для него, защиты от недругов, недоброжелателей и т. п. Однажды Эразм обратился к Олаху с просьбой, чтобы тот похлопотал при дворе и добился запрещения книги францисканского монаха Хернборна, обвинявшего гуманиста в разрыве с католической церковью[1070]. Мария приняла сторону Эразма, что вполне отвечало духу и настроениям, царившим при ее брюссельском дворе. А Олах с удовольствием информировал своего друга об этом, послав ему копию указа наместницы о запрете распространения труда Херборна, и обещав вытребовать наказания книгоиздателя, который без разрешения цензуры опубликовал опасную для Эразма книгу[1071]. В другой раз Эразм, которого Мария по настойчивому ходатайству своего канцлера пригласила ко двору, выпрашивал у Олаха, ссылаясь на бедность, деньги на проезд до Брюсселя или по крайней мере какой-нибудь подарок в счет дорожных денег[1072]. И эту просьбу гуманиста, как и множество других, выполнил верный Миклош.
Создается такое впечатление, что Олах греется в лучах славы Эразма, он счастлив тем, что удостоен чести переписываться с ним, а невозможность общаться «на равных» с великим гуманистом компенсирует заботой о его благополучии. Миклоша Олаха, который через несколько лет решительно возглавил в Венгрии борьбу с врагами католической церкви, не смущала сомнительная репутация Эразма как католика и его постоянные выпады против католической церкви. Для Олаха это не было главным: он являлся горячим поклонником гуманистического таланта Роттердамца и еще до приезда в Нидерланды восторженно называл его divinum ingenium[1073]. Эразм же беззастенчиво пользовался этим положением, спекулировал на нём, капризничал и не раз обманывал ожидания своего восторженного покровителя. Так было и в случае приглашения Эразма в Брюссель: он так и не приехал туда, несмотря на то, что Миклош Олах приложил немалые усилия для того, чтобы испросить у самого императора Карла V и получить для великого гуманиста разрешения переехать из Фрейбурга в Брюссель вместе с пожизненным пенсионом[1074].