Как видно из сказанного, Миклош Иштванфи не составлял исключения среди своих современников: он не принадлежал к числу кабинетных ученых. Научно-литературная деятельность была для него скорее увлечением, но никак не профессиональным занятием. По признанию самого Иштванфи, он приступил к написанию «Истории» отчасти из любви к родине, отчасти потому, что был не удовлетворен венгерским историописанием XVI в. Историю XVI в., когда Венгрия переживала самый драматический, более того, трагический период своего существования, недостаточно было представлять так, как это делалось раньше.
Гуманистическая историография в Венгрии имела к концу XVI в. определенные достижения и традиции. У ее истоков стоял итальянский гуманист Антонио Бонфини, придворный историк Матяша Корвина, создатель «Десяти книг истории Венгрии»[1097]. Он отодвинул на задний план «Хронику венгров» Яноша Туроци, стоявшую на вершине венгерской средневековой хронистики, но уже не соответствовшую уровню европейского, прежде всего, итальянского гуманистического историописания. Бонфини задал тон всей последующей историографии Венгрии. Он не только обобщил венгерскую историю, но создал принципиально новое произведение с точки зрения научного подхода, мировоззрения, композиции. Венгерские историки-гуманисты второго поколения, работавшие в Венгерском королевстве в XVI в., в основном подражали Бонфини и дополняли его, поскольку он довел изложение венгерской истории только до 1490 г. (даты смерти короля Матяша). Но никому из их не удалось создать обобщающего труда, речь шла в основном о небольших исторических сочинениях, освещающих отдельные, наиболее важные эпизоды венгерской истории после смерти короля Матяша и особенно после битвы при Мохаче.
Между тем Венгрия и ее история очень привлекали европейскую читающую публику в XVI в., поскольку это королевство оказалось в центре важнейших исторических событий — столкновения двух могущественных империй — Османской и Габсбургской. Турки угрожали всей Европе, поэтому события, происходившие в театре военных действий, вызывали живой отклик в Европе — и не только чисто человеческий. Постоянно решался вопрос о необходимости создания антитурецких коалиций, организации обороны против османов и предоставления денежной помощи на ведение войны с ними. За границей Венгрии в XV в. появлялись маленькие книжечки, листовки с изложением последних событий в Венгрии, они также знакомили с ее историей. Об интересе, проявлявшемся к истории Венгрии, говорит и тот факт, что в 1530-е гг. в Швейцарии дважды издавалась «История венгров» венгерского хрониста XVI в. Яноша Туроци[1098]. Но, естественно, этот — во многом средневековый — автор, не мог удовлетворить ни информационного голода, ни интереса современных читателей к истории. Нового изложения венгерской истории требовало и венгерское общество. Озабоченные судьбой родины думающие люди хотели разобраться в причинах произошедшей с Венгрией трагедии: как могло случиться, что Венгерское государство, достигшее такого расцвета и могущества в правление Матяша Корвина, при следующей династии ослабло и стало жертвой турецких завоевателей? На этот вопрос не давали ответа ни иностранные авторы, писавшие о Венгрии, ни представители второго поколения гуманистов. Состояние исторической науки того времени точно охарактеризовал тот же Петер Пазмань в уже приводившемся письме к Миклошу Иштванфи. Он высказывал недовольство историками, творившими при Ягеллонах и после Мохача. По мнению Пазманя, они кормили читателя выдумками и отклонялись от фактов. Опытный политик и сам литератор-пропагандист, Пазмань был недоволен сочинениями историков-гуманистов, потому что, как он считал, те увлекались красотами латинского стиля и подражанием классикам, не заботясь о достоверном изложении фактов. Между тем, по убеждению Пазманя, пользу можно извлечь только из тех произведений, в которых на первом месте стоит достоверность факта. Современная же венгерская история, по его убеждению, может служить самым поучительным примером для тех, кто хотел бы учиться на примерах истории[1099].
1097
1098