В венгерской коронации королевы Анны в 1616 г. появился новый протокольный момент, связанный с надором. В коронационной процессии он шел сразу вслед за королем Матиасом и нес корону Св. Иштвана. А во время самой коронации надор Дёрдь Турзо в самый торжественный момент поднял Святую корону над головой и передал архиепископу Эстергомскому, который коснулся ею плеча королевы и тут же вернул главе венгерских сословий. На торжественном банкете, посвященном этому же событию, надору впервые выпала честь держать полотенце для королевы во время церемониала омовения рук. Полотенце для короля держал архиепископ[1207]. Для современников появление нового момента в церемониале коронации трактовалось однозначно: короли и королевы в Венгерском королевстве выбираются по воле сословий.
Данные новшества в надорской репрезентации в начале XVII в. отражали не только временное укрепление позиций венгерских сословий перед лицом центральной власти Габсбургов, но также усложнение и расширение функций самого надора в это время. После Мохача двор венгерских королей — уже Габсбургов — вместе с частью центральных венгерских государственных учреждений переместился за пределы страны в Вену. Венгерские короли Габсбурги появлялись в Венгрии эпизодически. В таких условиях столица королевства Пожонь[1208] не могла стать полноценным государственным центром, хотя там находились некоторые центральные учреждения (Венгерское казначейство, канцелярия надора и т. д.).
В то же время Вена с ее двором и центральными государственными учреждениями не могла компенсировать отсутствие королевского двора в столице Венгерского королевства. Вена (а в конце XVI в. и Прага) превратилась в центр нового огромного государственного объединения, включившего в себя австрийские наследственные владения, Чехию и Венгрию. Нити управления империей также сходились в Вену, куда после 1566 г. переместился и императорский двор с его институтами и службами. Интересы правящей династии сосредоточивались в первую очередь в Западной Европе — и отстаивались ею в соперничестве с Францией. В такой ситуации периферийная Венгрия с ее проблемами не могла занять центрального места в политике венского двора. Более того, венский двор проявлял по отношению к Венгрии определенную настороженность, порой переходящую во враждебность, поскольку её «вживание» в новое государственное объединение происходило крайне медленно и болезненно. Венгерские сословия не хотели сдавать ни одну из позиций, обеспечивавших их безраздельное господство (в том числе над королевской властью) в «старой» Венгрии (т. е. до 1526 г.), ради сомнительных в их глазах преимуществ централизованного правления, осуществлявшегося чужой династией из-за пределов венгерского государства. Появившиеся же новые центральные государственные учреждения, базировавшиеся в Вене (Придворный, Тайный, Военный советы, Придворные канцелярия и казначейство), а также деятельность на территории Венгрии назначенных из Вены высших военных чинов красноречиво свидетельствовали о том, что венгерская социальная элита не без обоснования опасалась за свое положение в королевстве. Но что-либо изменить в сложившейся ситуации она не могла, поскольку признавала — без Габсбургов Венгрия не сможет выстоять перед лицом османов. По этой причине венгерские сословия «позволяли» венскому двору вмешиваться во внутренние дела Венгрии — признанные, впрочем, обеими сторонами «общими» для всего государственного объединения. С другой стороны, постоянно угрожавшая Габсбургам перспектива передачи венграми своего королевства под покровительство султана усиливала недоверие Австрийского дома к новым подданным. Сложившаяся политическая ситуация сильно задерживала интеграцию венгерской социальной верхушки в состав новой придворной аристократии, формировавшейся в габсбургской Вене.
Помимо политики в качестве причины подобной отчужденности уместно назвать и заметную культурную «инаковость» венгров: в языке, менталитете, обычаях. При венском дворе, где можно было услышать немецкую, испанскую, итальянскую, французскую речь, венгерскому языку, конечно, не нашлось места. Но и знанием латинского, довольно широко распространенного в Венгерском королевстве, могли похвастать далеко не все обитатели и гости венского двора. Венгерская одежда, прическа, допускавшая ношение мужчинами (особенно военными) косицы, распространённый обычай носить длинные усы и бороду — отличали венгров от многих европейских народов. О венграх мало знали в Западной Европе; их появление вызывало у местного населения немецких городов немалое удивление: их принимали то за турок, то за поляков, а то и вовсе за монахов. Народ сбегался посмотреть на венгерские доломаны, ментики и сапоги, послушать венгерскую речь[1209]. Схожая ситуация наблюдалась и при венском дворе. Даже более космополитичной по своей природе высшей аристократии из Венгрии пребывание при венском дворе доставляло сложности коммуникативного характера — так велики были различия в придворном этикете, поведении и национальных традициях[1210].
1208
Немецкое назв. — Пресбург, совр. Братислава. Далее даны венгерские названия городов, если они находились на территории королевства Венгрии в его исторических границах.
1209
Письмо Балинта Лепеша Дёрдю Турзо 15 мая 1612 г. из Нюрнберга // Literator-politikusok levelei Jenei Ferenc gyűjtéséből (1566–1623) / Kiad. J. Jankovics (Adattar XVI–XVIII. századi szellemi mozgalmaink történetéhez 5.). Bp.;Szeged, 1981. 204. old. № 129.
1210
К проблематике, посвященной взаимоотношениям венского двора и венгерских сословий в XVI в. обратился в своих исследованиях венгерский историк Геза Палфи. См.