Одна из особенностей венгерских магнатских и, в том числе, надорских резиденций состояла в том, что в них в немалой мере воплощалось двойственное положение в королевстве венгерской, прежде всего, официальной знати. С одной стороны, она служила королю и, вольно или невольно, включалась в круг габсбургской «космополитской» аристократии, тесно связанной с венским двором. При этом нельзя не принимать во внимание и то, что в XVII в. надоры выбирались из числа самых верных Габсбургам венгерских подданных, к тому же, католиков, кроме И. Иллешхази и Д. Турзо. Наиболее тесно связанными с Габсбургами и Веной были венгерские аристократические семьи, владения которых располагались ближе к Австрии, в Западной Венгрии.
С другой стороны, в XVI и, особенно, XVII в., в эпоху антигабсбургских сословных выступлений в Венгрии, надоры как бы демонстрировали своей должностью не только автономность Венгерского королевства, но и в определенной мере политический противовес Вене, поведением которой в Венгрии многие были недовольны. Более того, даже самые лояльные к Габсбургам надоры, такие как Эстерхази и Палфи, разделяли недовольство венгерского общества политикой Габсбургов в Венгрии и не скрывали его. Один из надоров, Ференц Вешшелени, был казнен по обвинению в участии в заговоре против династии. В таких условиях надорские резиденции становились подчеркнуто «национальными» общественно-политическими и культурными центрами, в иных случаях, даже центрами антигабсбургской оппозиции, как это было в случае с Муранью, любимой резиденцией надора Ф. Вешшелени. Данная противоречивость в положении венгерской аристократии отразилась в репрезентативности надорских дворов. В этой связи достаточно привести один пример. Гостей Пала Эстерхази при въезде в уже упомянутый кишмартонский замок ждал сюрприз: вдоль главного фасада были выставлены бюсты венгерских вождей, приведших венгерские племена в будущую Венгрию, а также Аттилы. А в 1690-е гг. стены парадной залы этого замка украшались портретами венгерских королей, среди которых не нашлось места Габсбургам[1238]. А ведь более верного Габсбургам барона, чем Пал Эстерхази, во всем королевстве было не найти. В 1683 г. он — единственный из всех венгерских баронов — привел на помощь осажденной турками Вене свои войска. В данном случае живописные и скульптурные портреты венгерских вождей и королей отражали не только общие для идеологии Барокко идеи, связанные с героизацией исторического прошлого, но и растущее сословное самосознание венгерского дворянства, напоминая зрителям о прежней доблести венгров, величии и могуществе их страны, её древних привилегиях.
Подчеркнутое стремление к национально-культурной идентификации при дворах венгерской знати и надоров проявлялось в том, что их культура и этикет испытывали сильное влияние двора трансильванских князей. Ведь именно трансильванские князья считали себя продолжателями венгерской государственности и хранителями традиций венгерской культуры. В своих репрезентационно-культурных проявлениях двор трансильванских князей был более консервативным и традиционным, чем венский двор, что объясняется не в последнюю очередь как раз приверженностью устоям домохачского королевского двора в Венгрии.
Специфика региона — множественность культур. Это обстоятельство отразилось и в культуре, быте надорских резиденций. Через двор трансильванских князей — во дворы знати проникало польское влияние. Этому способствовала схожесть многих черт венгерской и польской политической организации, а также их общественной структуры. Дворы венгерской аристократии не избежали и турецкого культурно-бытового влияния. Посольства в Стамбул, а также тесные контакты с османскими властями на территориях, захваченных османами в Венгрии, не могли не отразиться на нём. Вполне европейские интерьеры замков, наряду с фландрскими и французским гобеленами и шпалерами украшали турецкие ковры и ткани, утварь и оружие. Одежда — и та носила следы влияния Востока[1239].
И все же, насколько бы ни была самобытной культура надорских резиденций, ставших в немалой степени культурными ориентирами для венгерского общества, в целом она развивалась в русле общеевропейских культурных процессов. Несмотря на тяготы военного положения в Венгрии, венгерская знать не была изолирована от внешнего мира. Она поддерживала тесные и разнообразные контакты с Западной Европой. Учеба в европейских университетах, поездки в составе королевской свиты в Германию (для участия в рейхстагах и коронациях), в Испанию — во время семейных визитов австрийских Габсбургов, участие в посольствах к различным европейским дворам и правительствам, многочисленные частные путешествия, участие в жизни венского двора, — все это формировало европейский кругозор и вкусы венгерской знати. Организуя культурно-политическое пространство в своих резиденциях, венгерская аристократия равнялась на лучший европейский опыт в области культуры. С начала XVII в. итальянское влияние, доминировавшее в XVI в., стало уступать позиции тем культурным импульсам, которые шли от пражского и венского дворов Габсбургов, аккумулировавших богатые европейские культурные традиции — причем накопленные не только во владениях Габсбургов. С середины XVII в. соперничество Вены с французским королевским двором, превращавшимся в эталон придворной репрезентативности для всей Европы, приводило к заимствованиям Хофбурга у Парижа и Версаля. А через Хофбург эти влияния проникали ко дворам австрийской и венгерской аристократии. В стране, разделенной на три части с разной политической, хозяйственной и культурной ориентацией, дворы венгерской аристократии решали задачи официальной репрезентации в более сложном культурно-политическом окружении, чем их соседи. Тем не менее, в своем развитии они шли в одном русле с европейскими дворами, и в целом соответствовали требованиям меняющейся эпохи.
1239
A magyar nemesi viselet a családi arcképek tükrében // Főúri ősgalériák, családi arcképek a magyar történelmi képcsarnokból. 35–36. old.