По завершении торжественной церемонии бракосочетания начался праздник в замке. Роскошный ужин первого дня плавно перешел в обеды и ужины трех последующих дней. Гости разъезжались под утро, чтобы снова встретиться через несколько часов. Застолья сменялись танцами. Второй день начался с передачи подарков послов и гостей, подробно перечисленных в дневнике Балабана[1294]. На четвертый день обед, на который послы были приглашены уже как частные лица, проходил в более спокойной обстановке, и застолье перемежалось с деловыми разговорами князя Дёрдя I с каждым из высокопоставленных гостей в отдельности[1295]. Для гостей устроили двухчасовой фейерверк, который понравился даже капризному поляку, хотя он не преминул с сарказмом заметить, что венгры в своих рассказах сильно преувеличили расходы на фейерверк[1296]. К такому зрелищу местные жители не привыкли, они столпились на лестницах так, что те не выдержали их веса и рухнули, в результате чего три человека сломали ноги[1297]. За городом «паписты» после мессы (это уже пишет протестант Дёрдь Халлер) разыграли для общества комедию[1298].
Все четыре дня не смолкали пушечные и ружейные салюты, сопровождавшие здравницы. Пить при этом полагалось до дна. Польский посол — хотя ему и не нравились венгерские вина («кислые и ударяют в голову») — в первый вечер опьянел так, что не смог остаться на танцы и был увезен[1299]. На следующий день он попытался уклониться от тяжелого долга, но тут же был уличен старой княгиней (Жужанной Лорантфи)[1300], которая как бы в шутку обвинила посла в том, что он больше склонен к войне, чем к миру, ибо не хочет пить за поддержание мира[1301]. Достойно внимания то, что княгиня обратилась к послу с этими словами на латыни. Что же касается содержания данного замечания, то в тот момент, когда снова обострились отношения между габсбургским прокатолическим и антигабсбургским протестантским лагерями и готовились новые коалиции Тридцатилетней войны, оно прозвучало весьма многозначительно.
Как уже говорилось, праздник представлял собой строго продуманное по своему содержанию и последовательности действо. Каждому гостю определялось место, соответствующее его рангу или рангу пославшего его лица. Упущения или ошибки могли привести к непредсказуемым последствиям. В данном случае речь шла не только о соблюдении социальной иерархии. Рядом сидели потенциальные союзники и враги по военно-политическим коалициям. Поэтому авторы дневника и посольского доклада проявляли особое внимание к вопросам следования этикету и педантично записывали, кто из послов приехал первым, кто — последним, в какой последовательности они входили в залы и выходили из них, в каком порядке их рассаживали за праздничными столами и т. п. В день свадьбы хозяева и гости разместились за тремя столами. За первым из них, устроенном на возвышении, под балдахином сидели члены княжеской семьи, невеста с матерью и иностранные послы, среди которых находились и послы первых лиц Венгерского королевства: надора Эстерхази и архиепископа Эстергомского Дёрдя Липпаи[1302]. Им «прислуживали» носители придворных должностей — княжеские стольники, виночерпии и т. д. из высшей знати. За вторым столом собрались представители высшей венгерской аристократии и дамы; за тредъим — остальные гости[1303]. Это были посланцы дворянских комитатов, а также венгерских и трансильванских городов. Присутствие сословий на празднике не было пустой данью традиции. Только что трансильванские сословия согласились на то, чтобы после Дёрдя I трансильванский престол перешел к его сыну Дёрдю II[1304]. Вскорости предстояло еще одно Государственное собрание с не менее важными вопросами. Поэтому тосты за «доблестные сословия» поднимались в зале неоднократно[1305]. Поведение хозяев и каждого из гостей было как бы барометром политической ситуации, каждое их движение тщательно регистрировалось и толковалось.
1300
Жена Дёрдя I Ракоци Жужанна Лорантфи была известна среди современников сильным характером, ясным умом, образованностью, меценатством. Она поддерживала в своих владениях знаменитый протестантский коллегиум в Шарошпатаке, приглашала туда известных педагогов, в частности, Яна Коменского; сама занималась литературной деятельностью, сочинив два произведения религиозного характера. См.:
1301
“Magnus dominus legatus videtur esse miles magis amat bellum quam pacem quia pro sanitate pacis non libenter bibit” // Dyariusz Legaciey. 34. old.