Особого внимания заслуживает праздничный стол. Если следовать характеристикам, данным ренессансным застольям специалистами[1306], то похожим на них был свадебный пир Дёрдя II Ракоци. Не изобилие его главная черта, а разнообразие и тонкость яств. Балабан перечисляет 11 смен блюд. Каждое вносили под звуки труб и барабанную дробь. Блюда из мяса и дичи сменялись рыбными: из форели, осетра, гольца, белуги и других благородных пород. Польскому послу не нравилась венгерская кухня из-за обилия чеснока и хрена, избыточно добавлявшимися в кушанья[1307]. Употреблялись и пряности. В сохранившемся списке покупок для праздничного стола назывались черный перец, мускатный орех, гвоздика, имбирь, корица[1308]. В начале февраля, когда праздновалась свадьба, на праздничные столы в большом количестве были выставлены апельсины и лимоны. На десерт же, кроме тбго, на золоченых блюдах подали гранаты, яблоки, груши, десертные вина, сладости, марципаны[1309]. На главном столе чуть ли не до потолка возвышался огромный марципановый торт, сделанный в форме замка[1310]. Внимание Ежи Балабана привлекла также изготовленная из марципана фигура какого-то зверя. Третьим шедевром кондитерского искусства была «умопомрачительно дорогая роза с зелеными восковыми листьями, посреди которых два грифона держали с двух сторон княжеский герб»[1311]. Польский посол и секретарь посольства надора особо отмечали процедуру умывания рук до и после застолий, и каждый раз описывали ее саму и те умывальные принадлежности, которыми при ней пользовались[1312]. Только после умывания гости садились за столы или переходили от застолья к другим развлечениям. Можно предположить, что упомянутая процедура в этих краях еще не стала рутиной даже в высшем свете, если на ней так упорно останавливались очевидцы.
Польский посол удивлялся необыкновенно красивой посуде, скатертям, настольным украшениям. Нередко в восхищении он употреблял слово «чудесный». Ему очень понравились богато декорированные столовые ножи работы венгерских мастеров. По два таких ножа было положено перед тарелкой, по крайней мере, на главном столе. Там же Балабан насчитал шесть солонок. Зато он не упомянул о вилках[1313]. Нельзя с определенностью утверждать, что каждому из гостей достался отдельный кубок, чаша или бокал для вина. Секретарь Ференца Вешшелени насчитал на поставце перед столами знати и сословий 75 кубков, которые, однако, не давали в руки гостей: пить можно было тут же у поставца[1314]. Но за главным столом каждому сидевшему полагался отдельный кубок и особый человек, наливавший вино. Трапеза сопровождалась музыкой и пением. Итальянские застольные песни и паванны сменялись сербскими балладами[1315]. Не исключено, что «сербской» польский посол называл венгерскую музыку. Зато секретарь Вешшелени говорит об исполнении немецкой, венгерской и цыганской музыки[1316].
Едва ли не больше застолья на праздниках любили потанцевать. Не стала исключением свадьба Дёрдя II Ракоци и Жофии Батори. Главной фигурой на балу был распорядитель танцев. Он устанавливал традиционный порядок танцев и составлял пары. Свободно выбирать себе пару на танец не полагалось; этот обычай не понравился польскому послу и, по его словам, другим иностранцам[1317]. Обычно свадебный бал начинался тремя обязательными танцами: посаженных родителей, женихам невесты, младшей свахи с шафером. Под четвертый обязательный танец — с факелами — друзья жениха провожали невесту в спальню, где ее ждал жених[1318]. На свадьбе Дёрдя II Ракоци честь открыть бал предоставили почетным гостям. Императорский посол отказался. Поэтому бал открыл польский посол, который повел в танце старую княгиню. За ним наступила очередь старого князя танцевать с невесткой, затем, наконец, танцевали молодые. Их по очереди сменили остальные послы. После наступил черед танца с факелами, который с чувством описал в своем докладе секретарь Вешшелени. Выступили четыре пары, невесту вел младший брат жениха Жигмонд. За танцующими шли четверо юношей с факелами. После того, как были исполнены три фигуры, Жигмонд повел Жофию к мужу. Дорогу им освещали факельщики, за ними следовали четыре дамы. Их выход сопровождался двенадцатью пушечными залпами[1319]. Танцевали на свадьбе страстно, до изнеможения. Посла удивила резвость старого князя, отплясывавшего вприпрыжку с притопами и прихлопами. Вообще польскому пану не понравились венгерские танцы, по его мнению, вовсе не похожие на танцы — ни ритмом, ни серьезностью. «Они танцуют до упаду и не под музыку, а как им захочется»[1320]. Не случайно, под итальянскую музыку, звучавшую на балу, не танцевали: под нее отдыхали. Танцевали же, вернее, плясали, под музыку, которую посол назвал «сербской». Видимо, медленные европейские танцы еще не привились в венгерско-трансильванском высшем свете. Музыка и музыкальные инструменты соответствовали духу танца и темпераменту венгров. Один венгерский аристократ писал другому во второй половине XVII в.: «Немецкая музыка и тихая лютня подходят тем, кто водой отделяет печень от легких. К вину же подходят волынка, раскатистая фистула, скрипка, кобза, дудка»[1321]. Венгерский пентактон резал уши постороннего слушателя.
1312
Dyariusz Legaciey. 32. old.; Haller Gábor naplója. 60. old.; Eszterházy Miklós számára… követjelentés. 70. old.
1313
Петер Апор упоминает, что в «старой Трансильвании» (имеется в виду вторая половина XVII в.) на стол клали две вилки и гости брали еду из общего блюда. См.: