Мы не знаем, как разворачивались эти предсвадебные встречи в доме невесты и жениха, т. к. о них ничего не сказано в записях Месленя. Однако нет оснований предполагать, что они выпали из череды обязательных для заключения брака событий. Судя по первому акту драмы, можно предположить, с каким трудом родители принуждали Аннок к новым встречам и новым обязательствам. В то же время мы не видим за этими событиями самого жениха. То ли он до сих пор оставался в неведении о происходящем в доме Анны, то ли это его мало волновало. Зато для нас было бы очень важно, если бы мы узнали, был ли осведомлен жених о бесчестье невесты. Насколько широко были распространены добрачные сексуальные отношения, особенно среди женщин, и как они воспринимались женихами и мужьями, остается мало изученным вопросом[1351].
Между тем Аннок не собиралась сдаваться. Она и не скрывала этого. Как полагалось по обычаю, Меслень, принятый женихом, послал невесте кольцо. Жениховское кольцо с большим почетом прикреплялось к расшитому золотом платку[1352]. В ответ невесте полагалось послать жениху свое кольцо. Снова жених должен быть заслать в дом невесты своих людей, чтобы в последний раз подтвердить её согласие выйти за него[1353]. Обручение считалось состоявшимся и отступление воспринималось как позор.
И тут Аннок вышла из-под контроля родителей. Она переслала кольцо официального жениха своему любовнику, а тот заложил его корчмарю[1354]. Это было неслыханным оскорблением и кощунством. Можно догадаться, почему таким образом поступила Анна. Но чем объяснить поступок Петера? Может быть, он демонстрировал свой протест против происходящего? А может быть, не случайно мать Анны не переносила любовника дочери — помимо прочего еще и потому, что он усердно посещал корчму? А заложенное кольцо указывало на его стесненное материальное положение: ему не хватало даже на выпивку? Между тем можно предположить, что обручальное кольцо представляло немалую ценность — и не только материальную. Известно, что в состоятельных дворянских семьях обручальные кольца украшались драгоценными камнями: рубинами или бриллиантами. Они передавались в семье из поколения в поколение[1355].
Мы не знаем, когда Меслень узнал о судьбе посланного невесте кольца; во всяком случае, он не изменил своих планов. На 20 января 1641 г. был назначен день первого «венчания» (eskettetés). Позже свидетели давали показания о том, как вела себя в это время Анна. Она не скрывала своих чувств по отношению к жениху и любовнику. «Аннок высматривала только Акача, ждала его. Когда же однажды он, несмотря на ее ожидания, не пришел, Анна заболела, „ее взял холод“[1356]. Она посылала ему бесчисленные письма и просила, чтобы он приехал за ней на нескольких лошадях»[1357]. Может быть, Анна хотела, чтобы Петер увез ее? Но Петер, очевидно, устал от борьбы и даже подозревал подругу в измене, поэтому уклонялся от встреч.
В один прекрасный день измученная Анна оказалась в Хермане, одном из местечек комитата, где ее родня имела дом. Возможно, она разыскивала любовника. Акач как раз в это время находился там по службе (как комитатский присяжный он присутствовал на разбирательстве одного имущественного спора). Они встретились на улице. Петер бросил в лицо Анне обвинение: «Ну, что, убийца, зачем обманываешь меня? Ведь ты уже жена сомбатхейского мыловара». Наверное, более оскорбительного прозвища для жениха своей возлюбленной, чем мыловар, Петер найти не мог. Но почему он Анну назвал убийцей? Может быть то, что она избавилась от их ребенка? В любом случае девушка стерпела эти оскорбления и отвечала, что даже если ее и выдадут за Месленя, она будет принадлежать Петеру. Свидетели приписывали Анне еще и другие слова: «Дорогой мой господин Акач. Даже если этот пивовар (!) увезет меня в Сомбатхей, приезжай ко мне туда. Нелюбимый не подойдет ко мне неделю. Тебе и твоему коню всегда найдется у меня место. Я не покину тебя до смерти»[1358].
Тем временем наступило 20 января, день «предварительного венчания» (eskettetés). Точного эквивалента для этого венгерского слова в русском языке нет. Сам же ритуал представлял собой церковное освящение брака. Его почему-то называли предварительным, хотя после этого брак считался заключенным. За этим ритуалом оставалась только свадьба, которую устраивали или в тот же день или какое-то время спустя. Между венчанием и свадьбой невеста оставалась в доме родителей. Во время праздничного застолья, устраивавшегося по случаю венчания, невесту сажали за стол еще не рядом с женихом, а напротив него[1359]. Во избежание недоразумений стороны еще раз подтверждали свою готовность вступить в супружество. Жених присылал к невесте двух человек, чтобы услышать от нее клятву. Родители и родственники выводили невесту в парадную залу и выстраивались в обычном для церемонии порядке. Посреди залы ставили стол, который накрывали ковром. На пол перед столом также стелили ковер. Спиной к столу и лицом к обществу стоял священник. Жених становил на ковер. К нему подводили невесту. Священник задавал положенные вопросы, в том числе и о согласии жениха и невесты вступить в брак. Совершался обряд бракосочетания.
1351
Из венгерских историков к этой проблеме в настоящее время обратилась профессор Каталин Петер в своей статье о внебрачных сексуальных отношения в среде венгерского крестьянства в XVI–XVII вв. Г-жа Петер любезно предоставила мне текст рукописи. Исследователь пришла к выводу о широком распространении данного явления в изучаемое время.