Характеризуя Аттилу, Миклош Олах не мог не приписать своему герою качеств, дорогих ему, как гуманисту. Для этого он широко пользуется принятым в гуманистической историографии приемом — вставными речами. Его Аттила прекрасно знаком с римской риторикой, красноречив: перед битвой на Каталаунских полях он произносит перед своими войсками длинную, вдохновенную и зажигательную речь, изобилующую высокими понятиями «родина», «честь», «слава», «героизм» и т. д. Он говорит о смертельной опасности, которая угрожает «нашей стране, власти, благу, жизни»[124]. Его призыв звучит чуть ли не как «родина в опасности». Но о защите какой родины гуннов может идти речь, когда они воюют в сердце Галлии? Конечно, и в этом случае можно увидеть актуализацию Олахом древней истории и обращение к современникам с призывом защищать Венгрию от турок.
Таким образом, автор «Аттилы» представляет читателю правителя, если и не совсем ренессансного, то, во всяком случае, наделенного многими чертами такового. В его рассказе гунны выбирают Аттилу своим королем, потому что он выделялся среди других вождей не только физической силой, но и силой духа. Аттила Олаха напоминает князя Макиавелли: в рассуждениях гуннов он обладает доблестью (virtus), необходимой не только для того, чтобы заполучить власть, но и для того, чтобы ее сохранить[125]. Важное место в жизни Аттилы венгерский гуманист отводит фортуне, «госпоже над всем». Он в немалой степени полагается на нее в своих планах и поступках[126]. Так, она посулила ему победу над римлянами и их союзниками в галльской войне. Да и по мнению народа, выбиравшего короля, его избранник был баловнем фортуны[127]. И если уж Миклош Олах не мог напрямую вспоминать благословенные для Венгрии времена Матяша Корвина и превозносить этого ренессансного в описании итальянских биографов короля, то он взял реванш, изобразив Аттилу в соответствии с современной, в его представлении, моделью правителя.
Однако Аттила как правитель и полководец может существовать только в тандеме со своим народом. Венгры-гунны в изображении Миклоша Олаха повторяют своего вождя, что делает их достойными друг друга. Народ сплочен, смел, безгранично предан предводителю, бесконечно уважает его. В этом автор «Аттилы» видел залог успеха гуннов-венгров. Здесь также можно проследить аналогии с венграми эпохи Матяша Корвина. Среди современников Олах находит прямых потомков именно тех венгров — трансильванских секеев, составлявших часть населения современной Олаху Трансильвании[128]. Автор уделяет много места для характеристики этих, по его убеждению, потомков гуннов. Секеи — свободные воины, живут общинами, которые возглавляют избранные из наиболее древних и именитых семей капитаны; они ведут сородичей на войну, вершат суд. Среди них сохраняется равенство, важные дела общины они решают сообща на общем сходе. Не несут тягла, никому не платят податей — даже королю, но обязаны лишь в определенных случаях (коронация, женитьба, рождение сына) поставлять ему определенное число волов. Над ними нет никакой власти, кроме власти короля и посланного им воеводы (ишпана). Секеи, подобно гуннам, чрезвычайно воинственны; они не терпят малейшего попрания своих свобод и прав; если такое случается, отвечают восстаниями, ибо свободу ставят выше всего человеческого на свете[129]. Олах приводит свои воспоминания о подобных мятежах, в подавлении которых принимал участие его отец Иштван Олах. Писатель подытоживает: секеи до сих пор не забыли древних скифских обычаев и свобод. Рассказом о секеях Миклош Олах завершает свое сочинение — и не случайно. «И сейчас, — пишет он, — по первому призыву, секеи способны собрать и выставить 50-тысячное боеспособное войско»[130]. В секеях, таким образом, он видит то сохранившееся ядро древних венгров-гуннов, которые способны возродить былое величие страны.
Созданная Олахом модель «правитель — народ» не играла бы всеми красками, если бы автор не противопоставлял ей другую сторону — тех, с кем воевали гунны-венгры, в кого они вселяли страх. Авторы, писавшие о гуннах и Римской империи до Миклоша Олаха, видели в противниках Аттилы и гуннов только их невинных жертв, которые могут надеяться на утешение лишь на том свете: дети, женщины, старики, страстотерпцы, поруганные девы, разграбленные и разрушенные города и земли и т. п. Перед лицом этой безумной жестокости гуннов нет защиты, они все сметают на своем пути. В данной точке повествования Миклош Олах в «Аттиле» привносит в литературу о гуннах новое восприятие. Он обращает внимание не только на те обстоятельства, которые помогали язычникам одерживать победы, но также и на те, которые послужили причиной поражений христиан: их развращенность, неорганизованность, недисциплинированность, разногласия и распри между ними, религиозную и политическую разобщенность, предательство, чванство и высокомерие. Олах выдумывает эпизод разговора Аттилы с одним отшельником накануне решающей битвы на Каталаунских полях. В уста отшельника автор вкладывает уничижительную характеристику римлян-христиан, противников гуннов, и объясняет их победы глубоким разложением римского общества[131]. Автор явно проводит параллели с современным ему венгерским социумом. Внутренние распри венгров и европейских правителей, взаимная ненависть, леность королей не раз упоминаются Олахом как причины поражения современных ему венгров в борьбе с турками. Турок он, понятно, ненавидит, но в то же время проводит аналогии между ними и гуннами времен Аттилы. Турки не растеряли тех качеств, которые в свое время позволили сначала скифам, а затем гуннам-венграм завоевать половицу Европы. Обращаясь к более ранней турецкой истории, Миклош Олах упоминает Тамерлана с его победоносными походами против тех же османов[132].
125
“…ad conservanda non minorem virtute opus esse, quam paranda regna” // Ibid. P. 38–39.
126
“…Athila <…> videns fortunam rerum omnium dominam, quo versus tenderet, rebus suibus victoriam policeri…” // Ibid. P. 41.
128
По утверждению писателя, гунны-венгры ушли в эти края, не желая попасть под власть Детрика и других германцев после смерти Аттилы и распада его державы. Чтобы не быть уничтоженными, они даже сменили свое имя с «гуннов» на «секеев». См.: Ibid. Р. 71.
132
Олах имеет в виду поход Тамерлана против Баязида I в 1402 г., закончившийся, как известно, полным поражением последнего. См.: