С переходом Венгерского королевства под власть Габсбургов вопрос о Святой короне не только не утратил своей актуальности, а, напротив, приобрел особую остроту в связи с притязаниями новой династии на наследственный характер своего правления. Святая корона, как никогда раньше, должна была выражать отношения между монархом и подданными. То обстоятельство, что эта важнейшая для венгров коронационная инсигния несколько долгих десятилетий (с 1551 по 1608 г.) находилась в руках королей из чужеземной династии за пределами страны — сначала в Вене, а в конце XVI в. в Праге, где хранилась в резиденции Габсбургов, — чрезвычайно беспокоило и даже возмущало венгерские сословия, поскольку они лишались важнейшего идеологического аргумента своего давления на власть.
В рассказе о венгерской короне Петер Реваи демонстрирует свое знание венгерской истории, по крайней мере, основных ее вех. Эти, в целом, «общие места» из истории могли быть почерпнуты автором трактата из широко известных венграм средневековых хроник (таких, как «Деяния венгров» анонимного автора XIII в. или «Иллюстрированной хроники»), а также более близких к Реваи по времени исторических произведений («Венгерской хроники» Яноша Туроци, «Будайской хроники» Андраша Гесса или обширного труда по венгерской истории итальянского гуманиста Антонио Бонфини, работавшего при дворе Матяша I, из «Записок о положении Венгрии» Ференца Форгача и др.). В тексте трактата встречаются ссылки на древних авторов (Сенеку, Тита Ливия, Вегеция), гуманистов (Паоло Джовио, Помпония Лета, Антонио Бонфини), упоминаются персонажи древнегреческой истории (Ликург, Александр Македонский). Обращение Реваи к европейскому литературному наследию не было случайным: он получил прекрасное образование, обучаясь сначала в школах Венгрии, а позже в университетах Вены и Страсбурга, имел ученую степень магистра. Дружеские отношения связывали его с известным поэтом Яношем Римаи, а переписка — с Юстом Липсием[161]. Реваи признает необходимость и пользу для государственного мужа знания истории и осведомленности в других науках. О своей семье писатель замечает, что, занимая на протяжении трехсот лет высшие должности в государстве, она (и автор трактата в том числе) всегда высоко ставила науки, поддерживала ученых и искусства[162]. Тем не менее, на страницах своего труда Реваи ни разу не упоминает юриста Иштвана Ве́рбёци и его главный труд «Трипартитум», служивший в ту эпоху чуть ли не настольной книгой для образованной части венгерского дворянства.
Петер Реваи выстраивает повествование в хронологическом порядке. При этом исторический подход для него вовсе не характерен. Главное, на чем сосредоточено внимание автора, — мистическая сила короны и удивительные свидетельства о таковой на протяжении всей истории короны и государства. В своих попытках объяснить исторические события и выявить в них закономерность, исходя из мистической силы Святой короны, Реваи нередко заходит в тупик, т. к. противоречивые (с точки зрения обоснования покровительства или отторжения со стороны короны) деяния тех или иных королей не вписываются в создаваемую им самим картину. Его объяснения поворотов в судьбе отдельных венгерских правителей, на первый взгляд, наивны. Но если рассматривать написанное Реваи о Святой короне в контексте происходивших в его время, на его глазах, при его непосредственном участии событий в Венгерском королевстве, то мы увидим, как за простотой и религиозной экзальтацией проступают вполне определенные общественно-политические взгляды автора трактата и хранителя Святой короны.
Мистическую силу Святой короны Реваи объясняет ее происхождением. В его представлении инсигния явилась небесным даром, который по указу Господа ангел принес князю Иштвану в награду за то, что тот обратил венгров в христианство и в борьбе с врагами создал свое государство[163]. Что же касается папы Бенедикта VII[164], то ему отводится роль простого исполнителя Божественной воли. По его словам, Бенедикт, который первоначально предполагал вручить корону польскому князю Мешко, «по нашептыванию с небес Божьего духа» изменил свое решение и передал корону Иштвану[165]. Более того, в данной истории П. Реваи отвёл самой короне роль большую, чем это сделал создавший в начале XII в. легенду о Святой короне епископ Хартвик. Реваи обращает внимание на то, что такие же, как у Иштвана, заслуги перед христианством и своим народом имел польский князь Мешко, которому понтифик первоначально предполагал преподнести корону. Однако из двух равных претендентов корона сама выбрала Иштвана — ив этом впервые проявилась ее мистическая сила и расположение к венгерскому народу[166]. Для Реваи невозможна постановка вопроса — не означало ли получение короны из рук понтифика установление верховной власти Апостольского престола над новым королевством.
162
“Ita privatim meae gentis familiae, quae Dei benefio a trecentis fere annis gravissimis Repub. Honoribus inserta Hungariae floret praecipium ornamentum literas et literarum literarumque favorem et amorem palmarium facinus semper duxerat” //
164
Реваи по какой-то причине называет Бенедикта VII папой, даровавшим корону Иштвану I. Между тем его понтификат закончился в 983 г., тогда как Иштван мог обратиться к Святому престолу только в последние годы X в. Историческая традиция относит это событие к правлению папы Сильвестра II (999–1003 гг.).
165
“At Pontifex, huic destinatam divo coelitas momente Genio mutato consilio, per Archiepiscopum Colocensem Stephano duci Coronam anno aere Christianae millesimo, una cum cruce gemine Regi Hungriae praeferenda transmisit” //