Освещая события, предшествующие Венскому миру 1606 г. и следующие за ним, автор трактата показывает себя горячим сторонником Матиаса Габсбурга, нового короля Венгрии, получившего венгерский трон в результате борьбы со своим братом королем-императором Рудольфом II, против которого выступили венгерские, австрийские и чешские сословия. Могло ли быть иначе, учитывая то, что Реваи в конфликте между братьями Габсбургами (Рудольфом и Матиасом) занял сторону последнего и всеми силами способствовал его воцарению в Венгрии, за что был щедро вознагражден новым правителем высокими должностями и поместьями. Автор трактата ставит в заслугу Матиасу изъятие Святой короны (которая уже жаждала вернуться домой) у Рудольфа силой, а также его успешные военные действия по освобождению Вышеграда от турок. Он восхваляет короля, называя его триумфатором, приписывая ему восстановление в Венгрии мира и спокойствия, «венгерских законов и конституции»[216]. Конечно, Реваи остался верен себе и в этой части своего труда, которую закончил утверждением, что без поддержки Святой короны Матиасу не удалось бы достичь таких блестящих результатов. А к Святой короне, «как некое заключительное украшение присоединился нераздельный союз могущественной страны Чешской короны и величие императорского титула»[217].
В конце трактата звучит призыв автора: если корона будет в целости, то и родина сохранится. Для этого надо укреплять древнюю апостольскую веру, заботиться об общем благе, ненавидеть турок непреходящей ненавистью, делать так, чтобы дома царили добро и согласие. И тогда — сколько бы «мы ни страдали от врага, мы не будем сломлены, а получим силу от неба, излечимся от ран войны, вернем себе жизнь и силу»[218].
Итак, изучение трактата П. Реваи позволяет сделать следующие выводы. Взгляды автора на корону подразумевают обширный комплекс представлений о государстве и королевской власти (ее природа, происхождение, прерогативы, границы и т. д.), о характере взаимоотношений монарха и подданных (избрание королей, степень участия во власти, сохранение прав и привилегий и т. п.). Как видно из текста, особой оригинальностью данные воззрения не отличаются. В целом они соответствуют представлениям, сложившимся в венгерском обществе в XV в. в условиях, когда, с одной стороны, ослабела королевская власть, а с другой, — поднялись сословия (в первую очередь феодальная знать и дворянство), которые получили возможность реализовать свое участие во власти, максимально ограничив монарха. «Неувязка» заключается в следующем: когда Реваи писал свое сочинение, подобные взгляды уже устарели и пришли в несоответствие с политическими реалиями эпохи. Габсбурги не только утвердились на венгерском троне, но и в духе времени нарушали традиции средневековой венгерской государственности, а также вели наступление на сословные привилегии венгерского дворянства. Автор рассмотренного нами сочинения, безусловно, не мог не видеть этих трансформаций и своеобразно реагировал на них в своем произведении. Пафос трактата, сконцентрированный на мистической силе Святой короны, призван обратить внимание читателя на традиционные политические ценности позднесредневекового венгерского сословного общества и государства, выраженные в понятии «Святая венгерская корона». Временная победа венгерских сословий над Рудольфом II Габсбургом в первом антигабсбургском выступлении, завершившемся Венским миром 1606 г., давала надежды на восстановление этих ценностей и основанного на них политического порядка. То обстоятельство, что одолеть Рудольфа II сословной конфедерации помог представитель семьи Габсбургов Матиас, в конце концов взошедший на венгерский престол, возможно, еще больше подогревало такие надежды. Но в связи с этим, стороннику Матиаса Габсбурга венгерскому барону, хранителю Святой короны Петеру Реваи приходилось искать компромисс между своими позициями и убеждениями, отражавшими взгляды значительной части венгерской феодальной элиты того времени, и новыми политическими реалиями. А вот как раз это автору проанализированного трактата и не слишком удалось.