Джейм посмотрела вниз, в широкие обсидиановые глаза Рандира и улыбнулась. — Прошлое и в самом деле имеет вес, — сказала она. — Давай посмотрим, как тебе это понравится. — И она погрузила нож в его живот. Он опустился вниз вместе со всей её холодной яростью, прошёл сквозь стену мышц, скользнул рядом с позвоночником и вонзился в пол. По её рукам хлынула кровь. Затем она медленно вывернула лезвие обратно.
Какая-то тёмная, неясная фигура со слабым криком ужаса и быстро выцветающей вонью опустошенного кишечника, спотыкаясь, ринулась прочь от камина. На её месте стоял её брат, тёмный силуэт на фоне огня.
— Вот что случилось, — сказала она ему, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя. — Нашего отца спасла его природа берсерка, но он не смог принять то, чем он был или то, что он сделал, так что он покинул Тентир той ночью. Тори? Ты слышишь меня?
Но он пропал.
Джейм посмотрела вниз, на воткнутый в пол нож, торчащий в центре старого пятна, и на свои собственные окровавленные руки, ладони порезались о кромку лезвия.
— Ох, сланец, — сказала она, затем согнулась и её болезненно вывернуло до самого дна души.
Глава XXIII
Пробный камень
111-й день лета
Где-то за час до рассвета, на тренировочном квадрате появился мастер-лошадник, вышедший из Старого Тентира. Там он приостановился, потирая друг о друга руки, чтобы согреться этим прохладным ранним утром, и отмечая необычное, но уже затихающее, шевеление в казармах. Некоторые кадеты всё ещё продолжали бодрствовать, возможно играя в ген, чтобы не заснуть. Другие, вероятно, дремали на скамейках или на полу, ожидая оглашения результатов отбора. Только самые флегматичные или самые утомленные пребывали в своих постелях.
А где был он сам этой ночью, примерно пятьдесят лет тому назад? Он вспомнил не сразу и ощутил лёгкое беспокойство. Неужели сильный удар Рандир по черепу перемешал все его остатки мозгов? В конце концов, у него уже совсем не осталось волос, чтобы смягчить случайный удар. Затем, к его облегчению, память вернулась: Он был в конюшне. С серовато-коричневой кобылой. Ожидая, когда она ожеребится. А она, конечно, дождалась, пока он не повернулся к ней спиной. С ними так всегда. Изящный это был жеребёнок — три белых носочка, мерцающих в сумерках, как будто они бегали сами по себе. Странно было думать, что и кобыла, и всё её потомство уже давно умерли, хотя их кровь всё ещё уверенно бежала в стаде. Дикий Имбирь и спокойный Домовой, глупый Никер[78], который всего пугается, и непослушная Марн с этим хитрым, косым взглядом, перед тем, как она лягнётся…
Наступал Канун Осени и он собирался пройтись между стойлами, вспоминая всех их обитателей, прошлых и нынешних, и, возможно, приостановиться у пустого загона, чтобы послушать, как кобыла кормит новорождённого жеребёнка, пятьдесят лет тому назад.
Вверху окна Комнаты Карт мягко светились. Совет всё ещё трудился. Мастер-лошадник предполагал, что их долгое заседание вызвано ни чем другим, кроме одного, особенного кадета. Будучи тем и чем, кем он был, он больше беспокоился о судьбе двух таких непохожих непарнокопытных. И всё же, как жалко, что Лордана Норф окутывал такой густой туман беспорядков и распрей. С любым другим кадетом… а, ладно, такие вот дела: она не просто кадет, но и лордан, и Норф, и женщина. Слишком много осложнений, достаточно много, чтобы сделать Совет нервным и раздражительным, особенно в эти дни. В конюшнях всё значительно проще — обычно.
Он приложил свой сплющенный нос к рукаву, принюхался, и скорчил рожу из-за приставшей к нему вони. Ты дожил до странных времён, старина.
Взвалив на плечо свою кожаную рабочую сумку, он покинул Тентир через самые маленькие северные ворота и направился на запад, мимо наружной стены, к лежащим над ней холмам.
Было ещё темно, над головой рассыпались веснушки звёзд, а убывающая горбатая луна уселась на западные пики, собираясь скатиться вниз на ту сторону. Воздух был неподвижным и хрустящим от холода. Мастер шёл сквозь туман, который сам и выдыхал. Он думал о зимнем корме и подстилках, и о конюшне, готовой взорваться от лошадей в самые холодные дни, когда всех их нужно завести в помещение, иначе возникнет риск воспаления лёгких. Комендант, вероятно, позволит ему использовать Большой Зал для размещения части лошадей или для карантина, если снова разразится эпидемия зимнего кашля. Некоторые хайборны могут начать возмущаться — что, куча навоза под нашими драгоценными знамёнами домов? — но Шет Острый Язык был слишком здравомыслящим, чтобы прислушиваться к подобной чепухе. Если бы он также не был таким капризным, из него могла бы получиться отличная лошадь. Для мастера это была высшая форма похвалы.