Вернер Садовник. Крестьянин Гельмбрехт

Сбор десятины

И на другого богача
Я налечу, как саранча.
Он хлебом заедал пирог!
Нельзя терпеть такой порок.[49]
¹¹⁴⁵ Я негодяя не прощу,
Пусть жив не буду, отомщу.
Есть и другой мужик богатый,
Обидчик мой и враг заклятый.
Он головы за то не сносит,
¹¹⁵⁰ Пусть за него хоть папа просит».
Отец промолвил, беспокоясь:
«Что сделал он?» — «А то, что пояс
Невежа вовсе распустил,
Когда со мною ел и пил.
¹¹⁵⁵ Я с ним расправлюсь без сомненья,
Забрав себе его именье.
Он честный малый, не бездельник,
Что нажил, мне отдаст в сочельник —
И плащ и новенький кафтан.
¹¹⁶⁰ О чем он думает, болван?
На что, скажи, имеет виды
Другой, нанесший мне обиду,
Старинный мой недоброхот?
Он от расплаты не уйдет.
¹¹⁶⁵ Ведь неотесанный пьянчужка
Намедни взял пивную кружку
И сдул нахально пену с пива,
Что, как известно, неучтиво.
Прощать такое не годится,
¹¹⁷⁰ Не то достоин я лишиться
Благоволенья милых дам
И меч безропотно отдам.
Что Гельмбрехт не простит позора,
О том услышите вы скоро,
¹¹⁷⁵ А если скроется злодей,
Я уведу его коней».
«Премного ты меня обяжешь, —
Сказал отец, — когда расскажешь,
Кто из товарищей твоих
¹¹⁸⁰ (И назовешь, быть может, их)
Тебя, мой сын, на путь наставил,
Что ты за нарушенье правил
Того, кто с хлебом ел пирог,
Печальной участи обрек».
¹¹⁸⁵ «Мой первый друг — Глотай Ягненка —
Науку вежливости тонко
Мне постарался передать,
И прочих я могу назвать.
Здесь мой наставник и дружок
¹¹⁹⁰ По кличке Дьявольский Мешок,
И Овцеглот, и Острый Клюв,
Что грабят, глазом не моргнув,
Трясикошель и Быкоед,
Храбрей шестерки этой нет.
¹¹⁹⁵ Вот разве только Волчья Пасть,
Не постыдится он напасть
На дядю, на родную тетку
И кумовьев возьмет за глотку.
В февральский холод все пожитки
¹²⁰⁰ Отнимет, не оставив нитки
На теле, чтоб прикрыть им срам,
Разденет и мужчин и дам.
А мой приятель Волчья Морда
Свое прозванье носит гордо.
¹²⁰⁵ Он у любого богача
Замок откроет без ключа,
Он только за год сто укладок
Открыл и там навел порядок,
Доходней нету ремесла!
¹²¹⁰ Коров крестьянских без числа
Угнал, не опасаясь риска,
Лишь только подойдет он близко,
Еще не быв в его руках,
Запоры рассыпались в прах.
¹²¹⁵ А мой девятый друг бесстрашен,
Он именем таким украшен,
Что лучше нет ни у кого, —
Утробой Волчьей звать его.
То имя получил он ныне
¹²²⁰ От некой знатной герцогини,
Все чтут ее в стране кабацкой,
Зовут Дурындою Дурацкой.
Отважный рыцарь глух к добру,
Он грабит в стужу и в жару.
¹²²⁵ Не бросит он своих повадок.
Он так на злодеянья падок,
Как грач на молодой посев»
Отец спросил, скрывая гнев:
«А как, скажи мне без утайки,
¹²³⁰ Ты сам зовешься в этой шайке?»
«Отец, за все мои привычки
Я удостоен славной клички:
Я прозываюсь Живоглот.
Крестьяне, пуганый народ,
¹²³⁵ Не рады жить с таким соседом,
Их дети сыты за обедом
Похлебкой жидкой на воде,
Привыкнут не к такой беде!
Я славно мужиков утешу,
¹²⁴⁰ Вот выткну глаз или повешу,
А то иначе накажу,
На муравейник посажу.
Расправлюсь с этими и с теми,—
Оставлю безволосым темя,
¹²⁴⁵ Клещами вырву, сбивши с ног,
Из бороды кровавый клок,
Все кости истолку, иль проще,
Я мужиков развешу в роще
За жилы или за ребро.
¹²⁵⁰ Мне их достанется добро,
Когда всех десять нас в отряде,
Пусть ждут нас всадники в засаде,
Мы с ними встретимся, и здесь
Они свою утратят спесь.
¹²⁵⁵ Хотя б их было два десятка,
От нас придется им не сладко»
«Своих приятелей, сынок,
Ты знаешь вдоль и поперек,
Как ни лихи они и ражи,
¹²⁶⁰ Но бог уже стоит на страже.
Поверь, что будет по плечу
Смирить их дерзость палачу,
Палач испробует их крепость,
И расточится их свирепость».
¹²⁶⁵ «Ну, батюшка, отныне впредь
О вас не стану я радеть,
Проси хоть сам король об этом,
Обет останется обетом.
Я сыр, говядину, гусей
¹²⁷⁰ Берег для матушки своей
И от товарищей в отряде
Запасы скрыл семейства ради.
Теперь уж этому не быть,
Что честных юношей бранить?
¹²⁷⁵ Разбой, грабеж — в том нету зла,
Все это добрые дела.
Когда бы вы нас не чернили
И нашей чести не вредили,
Свою сестру бы отдал сам уж
¹²⁸⁰ Я за Глотай Ягненка замуж,
И породнившись с нашим другом,
Она бы за таким супругом
Жила счастливее всех жен
И всех сиятельных княжон.
¹²⁸⁵ Меха, полотна и наряды,
В церквах хранимые, как клады,
Дарил бы щедро ей супруг,
Когда суровой речью вдруг
На нас бы вы не ополчились.
¹²⁹⁰ Они бы вскоре поженились
И дома б каждую неделю
Говядину парную ели.[50]
Глотай Ягненку, Лемберслинду,
Давно я обещал Готлинду.
¹²⁹⁵ Мой друг просил об этой чести.
Сказал я: «Будете вы вместе,
И никогда, поверь, потом
Не пожалеешь ты о том.
Поклявшись в верности, сестра
¹³⁰⁰ Не устрашится и костра.
Надейся твердо, без боязни:
Из петли вынет после казни,[51]
Снесет к могиле, не уронит,
На перекрестке похоронит[52]
¹³⁰⁵ И почивать ты будешь с миром.
Она и ладаном, и мирром
Твою могилу окурит
И в изголовьи посидит,
Какая б ни была погода
¹³¹⁰ Ночами в продолженье года,[53]
Чтоб там размахивать кадилом
И слезы лить над прахом милым.
Изменит, может быть, везенье,
И если ты лишишься зренья,[54]
¹³¹⁵ Она пойдет по всем дорогам,
Заботясь о тебе, убогом.
Случись, тебе отрубят ногу,
Тогда, благодаренье богу,
Два крепких костыля сестра
¹³²⁰ К постели поднесет с утра.

49

Ст. 1143—1176. Здесь Вернер виртуозно пародирует правила поведения за столом (Tischzucht). Комический эффект достигается несоответствием ничтожных проступков обещанной каре. «Нарушение этикета» — только предлог для грабежей Гельмбрехта. В этом эпизоде сатирически отражено глубокое противоречие между внешне утонченной, светской культурой, выработанной рыцарством, и той брутальностью нравов, которое наступило в его среде.

50

Ст. 1291—1292. И дома б каждую неделю... Непревзойденный по наглядности пример материального благоденствия именно с точки зрения крестьянина: ведь мужик, даже и богатый, не может каждую неделю резать скот.

51

Ст. 1302. Из петли вынет после казни... В XIII в. вешали прелюбодеев, фальшивомонетчиков, разбойников, но главным образом — воров. Казнь эта считалась позорной, так как тело казненного оставалось висеть для всеобщего обозрения, из-за этого ей не подвергали женщин, а «милостиво» их топили или сжигали. Понятно, что вынуть из петли здесь считается благодеянием.

52

Ст. 1304. На перекрестке похоронит... — казненных преступников не хоронили в освященной земле, как и самоубийц; их чаще всего хоронили на перекрестке.

53

Ст. 1310. Год соответствует принятому по обычаю сроку траура.

54

Ст. 1314. И если ты лишишься зренья... — В описываемое время в южных и восточных областях Германии преступникам в наказание выкалывали глаза, отрубали руку, ногу и т. п. Правовые уложения скрупулезно толкуют, в каком случае какое увечье наносить.