А мне необходимо знать язык моей новой родины в совершенстве. Поэтому я весьма усердно пытаюсь его учить, и уже смог добиться некоторых, пусть и весьма скромных, успехов на этом нелегком поприще.
В этот день императору было угодно взять меня с собой на пороховой завод, дабы я мог ознакомиться с его работой и увидеть своими глазами процесс изготовления того, без чего ни одна европейская армия обойтись не может. Но по дороге на завод с нами приключилась одна странная история. Пожилая простолюдинка, засмотревшись на нас, неожиданно поскользнулась и упала. Мы с императором выбежали из открытой повозки, двигавшейся по улицам на полозьях, и помогли встать бедной старушке. Я еще раз убедился, какое доброе сердце у человека, столь щедро осыпавшего меня почестями. Силезские вельможи, скорее всего, не обратили бы внимания на какую-то там бабку, а то и велели бы кучеру огреть ее плеткой, чтобы впредь не зевала и смотрела под ноги.
После того как мы помогли доброй женщине встать, я вернулся в возок, а император еще долго с ней о чем-то разговаривал. Вернувшись и усевшись рядом со мной, он был сильно встревожен и расстроен. Я знал, что император Павел страдает сильными головными болями, и даже как-то раз со смехом объяснил мне, что делит свои мигрени на четыре категории. Первая – «круговая» – это когда болит затылок; вторая – «плоская» – вызывающая боль во лбу; третья – «обычная» – легкая боль; четвертая – «сокрушительная» – когда от боли взрывается вся голова. Но на этот раз не головная боль мучила императора.
На мой вопрос о причинах его задумчивости и печали он ответил вопросом, верю ли я в предсказания и людей, которые могут видеть будущее других.
Конечно, мы, германская нация, мыслим рационально – наши философы, с чьими учениями я немного знаком, как правило, отрицают все потустороннее и превозносят человеческий разум. И даже вера евангелическая[10], в коей я крещен и воспитан, начисто лишена мистики, кроме личности Спасителя.
Но челядь наша в Силезии верит в духов, привидения и дар пророчества. Те, кто заботился обо мне в раннем детстве, передали и мне, грешному, эту веру. А то, что я слышал здесь, в России, лишь укрепило мою уверенность в том, что не все можно объяснить рационально, и что есть люди, которые видят будущее, хотя бы в некоторых его аспектах.
На мой вопрос, что именно старушка рассказала императору, тот ничего не ответил, но всю дорогу до порохового завода был задумчив и отвечал невпопад на мои вопросы. А после того, как мы закончили все наши дела на заводе, он зашел в местную церковь, где провел много времени, молясь у картин с изображениями Господа нашего Иисуса Христа и матери Его Марии.
Я уже знал, что такие картины здесь именуются иконами. Евангелическая церковь считает поклонение им идолопоклонством, но мне успели объяснить, что для русских это молитва не изображению святого, а ему самому. И Дева Мария для них не просто мать Христова, а величайшая из всех святых.
Уехали мы из Пороховой слободы уже затемно. А на обратном пути, уже не так далеко от Михайловского замка, мы увидели непонятные железные коробки на колесах и странно одетых людей.
Яркий луч света ударил нам в глаза, и мы услышали громкий голос. Из сказанных слов я понял лишь то, что нам велели прекратить движение.
Его величество приказал кучеру остановиться. Губы его шептали какую-то молитву, но он не сдвинулся с места. И хотя мне, вынужден признать, захотелось убежать как можно дальше, я вспомнил, что мне говорил отец: не тот храбр, кто страха не знает, а тот, кто боится, но все равно делает то, что должен. И я остался рядом с императором.
Вскоре к нам приблизились двое – пожилой человек с седой бородкой и высокий, широкоплечий военный в странном мундире безо всяких украшений, кроме нашивки со странной комбинацией букв и цифр.
Говорили они с императором по-русски, так что я мало чего понял из их разговора, кроме того, что человек в униформе оказался не простым солдатом, а подполковником. Мне сразу понравились их манера держать себя и их тон – почтительный, но без тени подобострастия. Меня удивило, что император, любящий субординацию, дисциплину и чинопочитание, разговаривал с ними почти как с равными.