Но вскоре они разочаровались. 27 декабря 1688 года перед судом по наложению ареста предстали около 150 человек, «и охотившихся, и убивавших оленей». Особенно отличились приходы Уинкфилд (32 человека) и Брэй (34 человека). Затем в мае 1689 года последовала прокламация главного выездного судьи с полным запретом на добычу торфа и дерна в лесу без лицензии или разрешения лесников. (Этой прокламацией явно отменялись освященные временем права лесных приходов.) В течение следующего года Сорокадневный суд проводился регулярно, и было совершенно ясно дано понять, что король Вильгельм намерен сохранять королевские прерогативы своего предшественника. Но после 1690 года режим, по-видимому, все-таки смягчился, хотя продолжались споры о добыче торфа и дерна в Уинкфилде и Сандхерсте. С восшествием на престол королевы Анны суды начали впадать в сонливость и плыть по течению. В сентябре 1704 года было объявлено, что по воле королевы охотничий заказник для кроликов в Суинли Рейлз должен быть уничтожен: вредоносные кролики должны уступить место зайцам[92].
Не может быть никаких сомнений в том, что время королевы Анны характеризовалось добродушной мягкостью в управлении лесами; возможно, ее частое пребывание в лесу больше способствовало обузданию правонарушителей, чем частые судебные разбирательства. Поуп провел детство в лесу и прославил этот мягкий режим в своем первом крупном произведении, поэме «Виндзорский лес»:
Когда на трон взошел Георг I, внезапно оказалось, что эта цветущая «промышленность» предстает в совершенно ином обличье с точки зрения скотоводов и лесных фермеров. Изгородь Большого парка до того прогнила, что олени «ежедневно выходят наружу и их убивают сельские жители»[93]. Что касается Малого парка, то фонды на его ограждение были незаконно присвоены, а лесникам не платили четыре или пять лет[94]. Столь многие жители города Виндзора обзавелись ключами от ворот, что «парк сделался чуть ли не общественным»; частоколы вокруг новых посадок деревьев были так изломаны, что оленята забирались туда, объедали с деревьев кору и портили их; оленьи загоны и кормушки, а также ловушки для хищников совсем развалились, а оставшимся оленям ежедневно грозила гибель:
Олени убегают из парка, — писал один лесник, — так что мы не знаем, как с ними быть, и отправляются в сады городка Виндзора, и там их убивают, причем садовники говорят, что олени им натворили столько бед, что они не могут и не станут с этим мириться, и, кроме того, олени уходят в Старый Виндзор к стогам сена, принадлежащим фермерам, и те их убивают…[95]
Суммы, требуемые — и иногда ассигнуемые — на содержание в порядке ограждений и т. п., были очень велики, хотя нередко они каким-то образом исчезали в частных кошельках где-то между Казначейством и фактическими служащими лесных ведомств[96].
Если таково было состояние двух королевских парков, то можно ожидать, что лес за их пределами оказался в еще более плачевном виде — с точки зрения тех, кто заботился о растительном и животном мире лесов Его Величества. В памятной записке, составленной полковником Негусом (примерно в 1717 году), объяснялось, «как получается, что оленей так мало». Он писал, что добыча вереска, дерна и торфа в лесных районах достигает такого размаха, «что олени не могут найти ни укрытия, ни покоя». Жители вывозят дерн и топливо не только для собственного употребления, но и на продажу за пределами леса. Оленей «постоянно беспокоят, а лесников оскорбляют возницы этих телег». Старые тропы для верховой езды никуда не годятся, потому что сельские жители ездят по ним, как по обычным дорогам, и портят своими повозками, превращая путь в сплошные «колдобины» и «промоины». Нарушаются правила общинного выпаса овец, ограничения не соблюдаются, и «каждый пасет их столько, сколько ему заблагорассудится». Из-за того, что главный выездной судья выдает чрезмерное количество лицензий на охоту (хотя теоретически — только на мелкую дичь), а многочисленные обладатели синекур претендуют на добычу оленей как на льготу, положенную по должности, начались нападения на ланей. В Суинли Уок ограды вокруг вновь посаженных рощ снесены, и олени поедают свое собственное будущее укрытие. Под давлением всех этих обстоятельств олени «вынуждены искать убежища в лесах и укрытия на опушках, где их обычно отстреливают простые общинники». У четырех из каждых пяти оленей, забитых лесниками, обнаруживались следы от выстрелов. Надо полагать, что развитие техники и растущая доступность огнестрельного оружия спровоцировали бы этот кризис и сами по себе[97].
92
UKNA, LR 3/2, Windsor Forest: Verderers’ Court Books (1687–1716). См. таблицу ниже, с. 60.
93
Петиция лесников Виндзорского Большого парка: UKNA, T 1/181 (October — 15 November 1714). F. 53.
94
Невыплата жалованья лесникам «оказала короне очень плохую услугу, поскольку эти люди не могли бы так долго прожить без денег, если бы не имели косвенных способов их получения, которые, как опасаются, сильно сказываются на лесах и дичи Его величества»: UKNA, T 1/198, Treasury Board Papers (January — March 1716). F. 22. E. Young to Treasury Commissioners (7 February 1716).
95
Документы, сопровождающие записку Сары, герцогини Мальборо: UKNA, T 1/198, Treasury Board Papers (January — March 1716). F. 22, 27 и 34.
96
В 1670 г. Казначейство выделило целых 7574 фунта на ограду Большого парка. В 1715 г. Сара Черчилль требовала более 3000 фунтов стерлингов на ремонт изгородей Малого парка; она утверждала, что несколькими годами ранее генеральный инспектор лесов (Уилкокс) незаконно присвоил «большие суммы» от продажи дров, выделенные на эти цели: документы в: UKNA, T 1/198, Treasury Board Papers (January — March 1716). Passim.
97
Копия памятной записки см. в: RAW, GEO/ADD/52/4, Windsor Constables’ Order Book. F. 18–19; смета генерального инспектора на ремонт старых дорог от 3 апреля 1717 г.: RAW, GEO/ADD/52/4, Windsor Constables’ Order Book. F. 15–16v; документы в UKNA, T 1/206, Treasury Board Papers (January — April 1717). F. 51.