В течение следующих нескольких месяцев продолжалась та же запутанная игра в шантаж и шпионаж. Нанн распределял свои гинеи среди шпионов, «корреспондентов» и информаторов так же терпеливо, как браконьер расставляет силки, и одновременно делал вид, будто поддается вымогательству «черных», которые, без сомнения, использовали проверенные временем способы, чтобы возместить расходы на штрафы, и не давали воли чересчур рьяным лесным чиновникам. Начальники Нанна, полковник Негус и виконт Кобхэм, поощряли его и получали его отчеты в Лондоне; в Виндзоре же он мог рассчитывать только на поддержку других лесников.
30 июня ему удалось спрятать трех свидетелей возле дома фермера Уильяма Шортера; из укрытия они увидели, как трое мужчин вошли в дом, а затем снова вышли (вместе с Шортером), все переодетые. Потом эти четверо отправились в Кроуторн[180], чтобы забрать свои пять гиней. Так появились первые убедительные сведения относительно личности кого-либо из «черных», но на мистера Оуэна, сменившего Бута на посту председателя лесных судов, они не произвели серьезного впечатления, и он отказался действовать. 21 июля Нанн снова был «окружен в пустоши» и вынужден «бежать обратно» в Финчхэмпстед; 26‑го «Черные опять в моем доме, стреляли и клялись меня убить за попытку выследить их, оставили мой дом на две недели» (2 ф. 10 ш.). Он несколько раз побывал в Лондоне с показаниями под присягой против замаскированных людей, но когда ему посоветовали получить от других свидетелей показания под присягой против Шортера и его товарищей, он обнаружил, что «сельские судьи схитрили. Ни к каким присягам не приводили» (1 ф. 10 ш.). В начале августа Нанн снова отправился в Лондон для консультаций с юристами, и ему было «приказано некоторое время самому позаботиться о своей безопасности»:
Это наводит на мысль о том, что Нанн для вида «уладил» свои разногласия с «черными» и якобы подчинился их главенству в лесу, поскольку в течение десяти недель никаких записей больше не было. Но «около Михайлова дня начались еженощно новые разрушения и новые угрозы со всех сторон, оленей убивали повсюду среди дня и нападали на лесников». Наконец Нанну удалось получить сведения, подтвержденные под присягой свидетелями, которые видели, как Шортер и его товарищи переодевались и наносили маскировку, но для этого необходимо было свидетелей отвезти в Лондон. Сомнительно, чтобы это дело сохранялось в секрете в лесу, поскольку две недели спустя Нанн подвергся «нападению двух лиц в маскировке». И снова местные мировые судьи не оказали ему никакой помощи. После этого его поездки в Лондон становятся все чаще, а те особы, к которым он обращается, — все более высокопоставленными. В октябре, ноябре, декабре, а также в январе 1723 года он посещал лорда Кобхэма и полковника Негуса. 14 февраля он явился к лорду верховному судье Пратту со свидетельствами, касающимися маскировки браконьеров. 22 февраля он пришел на прием к генеральному атторнею. На этом этапе судебный иск все еще велся «согласно общему праву». Лорд верховный судья был готов выдать ордеры на арест Шортера и трех его сообщников, но возникли «некоторые трудности с привлечением вооруженных сил в помощь гражданским властям». В течение февраля, марта и апреля 1723 года, на фоне «новых злодеяний и ежедневных угроз», шли юридические консультации, в то время как Нанн продолжал наращивать свою шпионскую сеть. Наконец, 25 апреля Нанн получил указания действовать ни много ни мало, как от самого Роберта Уолпола.
Бэптист Нанн (хотя он, возможно, и не знал об этом) был на протяжении предыдущих месяцев не единственным источником тревожной информации для правительства. В масштабах страны в 1722 году сенсацией были вовсе не преступления «черных» браконьеров (о них едва упоминалось в прессе), а якобитские заговоры[181], связанные с именами Кристофера Лэйера, капитана Келли и Фрэнсиса Аттербери (епископа Рочестерского). Действия заговорщиков включали в себя переписку с Претендентом[182], серьезные, но не получившие нужной поддержки приготовления к новому восстанию якобитов, а также план Лейера захватить или убить короля в Кенсингтоне. Эти заговоры всплыли на поверхность в мае и июне 1722 года, и следующие двенадцать месяцев были отмечены неослабевающим давлением на «папистов» и «неприсягнувших», преследованиями всякой оппозиционной прессы, приостановкой действия habeas corpus[183], новыми штрафами и новыми присягами на верность, в первую очередь требуемыми с католиков, поисками оружия в их домах, а также перегруппировкой политических сил, в значительной степени — в пользу Уолпола и Таунсенда[184].
180
Пункт на древнеримской дороге, где сходятся лесные массивы Сандхерст, Бигшот и Истхэмпстед, позже известный как Брукерс Корнер (Ibid. P. 114), в 1722 г. — голое и пустынное место.
181
То есть заговоры сторонников предыдущей династии Стюартов, не признавших приход к власти Ганноверского дома. —
182
Сыном Якова II Стюарта, свергнутого в результате Славной революции; католики признавали этого сына «настоящим монархом» Яковом III. —
183
Закон о неприкосновенности личности и принципа, по которому правомерность ареста обвиняемого должна была обязательно быть подтверждена судом. —
184
См.: