«Виги и охотники» позволяет несколько скорректировать последнее утверждение Тривеллато: в этой книге Томпсона мы видим прежде всего работу с синхронией, с событиями, происходившими в ограниченный отрезок времени, с использованием метода «thick description», «насыщенного описания», если пользоваться терминологией американского антрополога Клиффорда Гирца[15]. Как нам представляется, именно сближение подходов социальной истории и культурной антропологии в монографии Томпсона и делает это исследование актуальным для микроисторической традиции[16].
Впрочем, монография Томпсона — это не только «история снизу». Это еще и филигранное исследование процесса появления и практического применения отдельного уголовного закона под микроскопом, в мельчайших деталях. Для этого автору потребовалось привлечь огромное количество документов, преимущественно архивных. Любопытно отметить, что известный американский юрист и политический активист Стотон Линд, который повстречался с Томпсоном на одном приеме в Нью-Йорке в 1966 году, запомнил, как известный британский историк-марксист с презрением говорил о своих коллегах-историках, «не развязавших ни единой веревки от архивных папок с рукописями». «В моей голове возникла картина: в British Home Office лежат стопки с рукописями, каждая из которых перевязана веревкой», — вспоминал о Томпсоне Линд[17]. При написании книги о Черном акте Томпсон развязал сотни таких веревок с рукописями. Количество архивохранилищ Великобритании, которые ему удалось исследовать, поражает воображение.
Проанализировав в мельчайших деталях исторический, социально-экономический и политический контекст появления Черного акта, а затем и практику его применения, Томпсон приходит к неожиданному выводу. Столь суровый закон, направленный на защиту собственности верхушки общества, вовлек в дискуссию о законах и справедливости широкие слои населения. Принявшие акт виги стремились к тому, чтобы «создать образ правящего класса, который сам подчинен верховенству закона и легитимность которого основана на справедливости и универсальности этих правовых форм». Но в итоге сильные мира сего стали «пленниками своей собственной риторики»: «они играли в игры власти по правилам, которые их устраивали, но они не могли нарушать эти правила, иначе вся игра была напрасна». Таким образом, Черный акт имел неожиданный «отложенный эффект» для «множества мужчин и женщин, которые сами фактически пользовались правами мелкой собственности или землепользования в сельском хозяйстве — правами, определение которых было немыслимо без форм закона»[18].
Так тщательное исследование дотошного историка-марксиста Томпсона позволило отвергнуть тезис структурного марксизма о том, что право — это надстройка, которая служит исключительно тому, чтобы правящий класс поддерживал собственное господство. Исследование Томпсона убедительно показывает, что в Англии XVIII века это было совсем не так. Создание пусть и жестких, но единых для всех правовых рамок способствовало торжеству принципа законности в английской общественной системе, что в конечном счете привело к ограничению произвола самой правящей элиты.
Наконец, следует обратить внимание и на другую особенность стиля Томпсона, которая, как нам кажется, необычайно сближает его метод с подходами итальянских микроисториков: это постоянная рефлексия над своей работой, стремление подняться над материалом и понять, что дает взгляд на историю «снизу» для осмысления крупных исторических проблем. Приведем одну цитату из книги:
15
См. подробнее:
16
Об отношении к «Вигам и охотникам» отдельных микроисториков см. уже упоминавшееся предисловие Эдоардо Гренди к сборнику работ Томпсона, опубликованному в серии «Microstorie»:
17
18
Наст. изд., с. 390–391. Нелишним будет отметить, что в знаменитой книге нобелевских лауреатов по экономике 2024 г. Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона «Почему одни страны богатые, а другие бедные» (2012) содержится специальная глава «Благотворная обратная связь», в центре которой находится раздел под названием «Черный акт» с обстоятельным разбором аргументации книги Томпсона.