Витя жил, все знают, на углу Московского проспекта и Бассейной улицы (д. 41). Это довольно замечательное здание, потому что на нем единственный в Питере шпиль – попытка Ленинграда в 40-50-х годах угнаться за Москвой. Витя жил на втором этаже, в невзрачной коммуналке, там и сейчас под окошками остановка 63-го и 13-го автобусов. У него дома я наблюдал его за рисованием и даже храню несколько его рисунков. Он рисовал мою подружку, а также подарил две красивые акварели-натюрморта плакатного формата с какими-то фирменными импортными бутылками.
Так получалось, что почти все сборища были все-таки в моей квартире. У меня их было две. Папа с мамой жили отдельно и всегда были в командировке. Или там, или там мы проводили время. Водку тогда пили редко, обычно вино или какой-нибудь портвейн. Причем пили из пиалок, которые привозил мой отец. Надо сказать, что Витя в этом плане был более продвинутый. Как-то я ему говорю: да давай вина-то, а он – нет, давай портвейн. Мы чокнулись, выпили… У меня перехватывает дыхание, я тянусь за огурцом или – что там могло лежать на столе? – за колбасой, он в это время, пользуясь своими длинными руками, перехватывает мою руку, сжимает ее со словами: «Нет, нет, нет. Вот терпи-терпи». Глаза у меня выпучены, но через полминуты дыхание восстанавливается, он меня отпускает и говорит: «Закуси, вот теперь закуси». И когда у меня уже совсем улыбка на лице, он заканчивает: «Вот теперь ты понял, как это хорошо». Нет, мы не были пьяницами, конечно нет. Это обычное пацанячье взросление…
В нем вообще тогда было больше фартовости, ловкости… Он где-то достал ботинки по большому блату, модель тогда называлась «носороги», здоровые такие полуботинки, очень, я бы сказал, такие тупорылые. Так они были у него не просто фирменные, они были еще и многоцветные. Какие-то зеленые, красные проплешины, наверное, и белые были, на черном фоне. Он натирал их бесцветным кремом и мечтал о цветных кремах. Кто-то ему сказал, что за границей продают отдельно красненький, зелененький, синенький крем именно вот для таких ботинок. Потом даже кто-то из старших ребят из Германии ему привез какой-то один цвет – красный, по-моему. Витя выставлял эти ботинки носками к двери в прихожей. Причем на расстоянии шага, чтобы не дай бог на них не наступили. Я таких ботинок не видел, наверное, вот уже с тех лет. Тогда это было супермодно…[5]
Еще в художественной школе, в 1976 году, Виктор Цой сдружился с одноклассником Максимом Пашковым, и именно в это время образовывается группа, которая чуть позже получит название «Палата № 6». Более продвинутый Пашков, носивший настоящие джинсы, вельветовую жилетку и модную «битловскую» прическу, к тому моменту уже умел хорошо играть на гитаре, взял на себя роль вокалиста, а Цою, после приобретения в складчину в комиссионке бас-гитары, досталась роль бас-гитариста. Барабанщиком же новоиспеченной группы стал Виталий Соколов, которому за неимением ударных пришлось довольствоваться пионерским барабаном и всевозможными железяками.
Максим Пашков:
В основном тексты (на английском) и музыку писал я. А Витя очень помогал с аранжировками. У него с детства просто отличный вкус. Он выдавал интересные пассажи на гитаре. Но первое время очень стеснялся петь[6].
Планы Цоя по получению художественного образования поначалу реализовывались: после восьмого класса, в 1977 году, он поступил в художественное училище им. Серова (ул. Пролетарской диктатуры, 5), в просторечии – «Серовку». «Палата № 6» просуществовала достаточно долго (около пяти лет) и стала для Виктора настоящей музыкальной лабораторией. Пашков, оставшийся доучиваться в художественной школе, приходил на репетиции в «Серовку», и на местном комплекте аппаратуры музыканты «Палаты № 6» разучивали пассажи из наиболее популярных композиций «Deep Purple» и «Black Sabbath». Вскоре после того, как «Палата» стала репетировать в «Серовке», Виталий Соколов прекращает музицирование, но в училище, по счастливой случайности, находится новый барабанщик, Анатолий Смирнов, разносторонне одаренный художник и музыкант, который уже тогда поглядывал в сторону профессиональной сцены.
Как рассказывается на сайте художников и реставраторов http://m666.ru одного из тогдашних преподавателей, а ныне директора училища Сергея Алексеевича Кирпичева студенты как-то стали расспрашивать про Цоя. И тот совершенно серьезно рассказал, как студент Цой всех доставал своими проявлениями – игнорировал занятия, а когда изредка появлялся в аудитории, то вел себя максимально независимо как в общении, так и в учебе, хотя несомненно обладал талантом.
6
А. Житинский, М. Цой. «Виктор Цой. Стихи, воспоминания, документы». СПб.: «Новый Геликон», 1991 год.