Чай!
Да что это со мной сегодня? Не выспался? Медленно, с достоинством переливаю ароматный «Хьюджиминг» (ах, ханжи европейцы!) из чайничка в пиалу и обратно. Прихотливо располагаю на черном лаковом подносе курагу и хлебцы из пророщенного зерна, накладываю на блюдечко мед, насыпаю на белоснежное вафельное полотенце горку фундука.
— Ваш чай, Дижакайд.
Реакция лодоша вполне предсказуема: поднос летит в сторону, я вновь разглядываю маты. Да, Светлана Егоровна, после ухода господина экзарха вам будет много работы…
Как ни странно, второй поднос отправляется вслед за первым. Это уже что-то новенькое: обычно после второго раза лодоши более благосклонно относятся к предложенному угощению.
— Я не вправе принимать еду и питье в доме мертвого варвара из несуществующей страны, — ничуть не смущаясь, поясняет Дагда. — Извольте ознакомиться с данным документом.
Кланяюсь. Лежу на полу. Принимаю затейливо сложенный в причудливую кисть литинии (без ножниц! без капли клея!) лист пластика. Разворачиваю. Снова ложусь.
Что ж… Этого следовало ожидать: в моих руках — принятое всеобщим собранием Даэмаа постановление о переводе Земли в категорию «Зет-кабЗА».
«ЗА». Полная утилизация.
Всего хорошего, и спасибо за рыбу![2]
Словно сквозь вату слышен голос Дагды, бормочущий что-то о великой чести и вселенском предназначении. Море и Путь. Какое там было число?..
Тупо смотрю на дату подписания постановления и понимаю, что цыганское радио не подвело: слухи о гибели Земли поползли как раз три дня назад, незадолго до собрания Даэмаа.
Пока я соображаю, что делать дальше, пальцы оживают, начиная перегибать и разглаживать бумагу. Горб, впадинка… придержать, в открывшийся клапан вложить язычок… Не зря, ой, не зря учила голоносого варвара благородному искусству папирада смешливая кудэ Ивар!
— Вашему самообладанию можно позавидовать, редид Вадилий Дамода, — с невольным уважением бормочет экзарх, наблюдая за моими умными пальцами.
Можно, можно, лодош… Приговор Земле превращается в уродливую лягушку — такими я баловался еще в школе на переменах. Кособоко, на троечку… Тем не менее тушканчик-самурай доволен и церемонно трясет юбками:
— Воистину многие прославленные кунды могли бы поучиться достоинству и знанию этикета у варвара. Я приношу вам соболезнования, редид Дамода… и отдельно соболезную о вашем соотечественнике. Не далее как три минуты сорок семь секунд назад редид Абрахам Гор потерял морду и повел себя неподобающе. Мы скорбим.
Вновь обнимаю лубяные маты. В отношении варваров лодошский этикет удручающе однообразен. Впрочем, я зря надеялся на то, что сюрпризы сегодняшнего дня для меня закончились:
— Встаньте, редид Дамода! — торжественно объявляет экзарх. — Мы обеспечим вам подобающий доступ к праху недостойного соотечественника, а пока…
Кунд Дагда издает два пронзительных истеричных взвизга, и в комнате появляются златошерстные девицы из свиты экзарха. Одну я знаю — кудэ Ивар, дочь кунда Дагды, вторая мне абсолютно незнакома. Из почтения к хозяину лодошские дамы передвигаются на четвереньках, поджимая хвосты. Фрейлины ритуально пищат, ритуально меня обнюхивают — ой, щекотно! — а затем удаляются, оставив у моих ног инкрустированную янтарем и бериллами шахматную доску.
— Жаль, что поторопился отказаться от чая, очень жаль!.. — удрученно трясет головой Дагда. Его речь прерывается одобрительными взревываниями после каждого слова, так что не понять — жалеет он о пролитом чае или же рад этому.
— Но ничего, ничего, насколько я помню, кунд Вадилий, вы прекрасно играете в шахматы. Совместную трапезу мы заменим благородным состязанием ума, и ваша честь не пострадает.
После этих слов экзарх разувается и садится на свои сандалии, перевернутые подошвой кверху.
Чудеса! Я обретаю все больший вес в лодошском обществе. Интересно, можно мне будет разок фамильярно назвать его разветвленноживущим? Или интимно — Алая Ленточка?
Беру доску, тушканчик вопросительно мотает головой:
— Шахматы? Торнид?
Я надолго задумываюсь. Налицо еще одна загадка лодошской цивилизации. Как выяснилось, у наших мохнатых соперников существует игра, полностью идентичная шахматам. Исключение лишь одно: черного короля из какой-то лингвистической прихоти зовут не «король», а «Вилтигай Велд». Чем эта фигура отличается от своего белого собрата (да и от черного в обычных шахматах), мне так и не удалось выяснить — ни в ходах, ни в правилах никаких отличий нет. Тем не менее всякий раз перед игрой лодоши педантично осведомляются, во что будем играть — в шахматы или торнид. Я всегда выбираю шахматы: предложив торнид, можно получить доской в лоб — один раз так и случилось, первый и единственный. Шрам виден до сих пор.