Византийская любовная проза
Аристенет
Любовные письма
Евмафий Макремволит
Повесть об Исминии и Исмине
АРИСТЕНЕТ
ЛЮБОВНЫЕ ПИСЬМА
КНИГА ПЕРВАЯ
1
Аристенет Филокалосу[1]
Лаиду[2], мою любимую, хотя и превосходно создала природа, но всего прекраснее ее убрала Афродита и сопричислила к хороводу Харит[3]. Золотой же Эрот[4] научил мою желанную без промаха метать стрелы своих очей. Прекраснейшее творение природы, слава женщин, живое подобие Афродиты! Щеки у нее (чтобы по мере сил описать словами влекущую прелесть Лаиды) — белизна, смешанная с нежным румянцем, и напоминает этим сияющий блеск роз. Губы нежные, слегка открытые и цветом темнее щек. А брови черные, непроглядной черноты; отделены они друг от друга расстоянием должной меры. Нос прямой и столь же нежный, как губы. Глаза большие, блестящие, источающие чистый свет. Чернота их — чернейшая, а вокруг белизна — белейшая. Оба эти цвета спорят друг с другом и, столь несхожие между собой, рядом выигрывают. Здесь обитают Хариты, и здесь им можно поклоняться. Волосы от природы вьющиеся, подобные, как говорит Гомер, цветку гиацинту[5], а ухаживают за ними руки Афродиты. Шея бела, соразмерна и, даже если б вовсе была лишена украшений, привлекала бы своей нежностью. Но ее обвивает ожерелье из драгоценных камней, на котором написано имя красавицы: сочетание камешков образует буквы. К тому же Лаида хорошего роста. Одежда ее красива, впору ей, хорошо сидит. Одетая, Лаида лучше всех лицом, раздетая — вся, как ее лицо[6]. Ступает она плавно, но шаги мелкие, точно тихо колеблется кипарис или финиковая пальма:[7] красота ведь по природе исполнена достоинства. Но их, поскольку они деревья, движет веяние зефира, а ее покачивают дуновения Эротов. Знаменитые живописцы, насколько у них хватало уменья, стремились нарисовать Лаиду: когда им надо было изобразить Елену, Харит или самое их владычицу, они глядели на отображенную ими Лаиду как на образец совершенной красоты и с нее рисовали достойные богов образы, которые стремились воплотить[8]. Я чуть было не упустил сказать, что груди Лаиды, подобные кидонским яблокам[9], грозят разорвать сдерживающую их повязку. Однако ее члены так соразмерны и нежны, что при объятии кажется, будто кости способны влажно гнуться[10]. Своей податливостью они почти не отличаются от плоти и сгибаются, когда их любовно сжимаешь. А когда она заговорит, ах, сколько Сирен в ее речи, какой словоохотливый язык! Конечно, Лаида опоясана волшебным поясом Харит[11], и даже улыбка ее привораживает. Сам Мом[12] не нашел бы и ничтожного недостатка в моей красавице, роскошествующей в богатстве своей прелести. Но как могло статься, что Афродита удостоила меня такой подруги? Ведь не предо мною богиня состязалась в красоте, не я счел ее прекраснее Геры и Афины, не я вручил ей яблоко, победную награду в споре, она просто подарила мне эту Елену[13]. Владычица Афродита, какое жертвоприношение совершить тебе в благодарность за Лаиду? Все, кто видит ее, так в восхищении молят богов, желая отвратить от нее несчастья: «Зависть прочь от такой красоты, прочь злые чары от ее прелести». Столь хороша Лаида, что у встречных загораются глаза. Даже глубокие старики с восхищением смотрят на нее, как старейшины Гомера глядели на Елену[14], и восклицают: «О, если б нам на счастье досталась она в наши молодые годы, ах, начать бы нам жить снова! Понятно, что эта женщина на устах у всей Эллады, раз даже немые киванием головы говорят друг другу о ее красоте». Не знаю, что сказать и чем кончить. Однако кончаю, пожелав моему описанию самого главного — обаяния Лаиды, из-за страстной любви к которой, знаю, теперь я много раз повторил милое мне имя.
2[15]
Прошлым вечером, когда я в каком-то переулке пел свои песни, ко мне подошли две девушки; в их взгляде и улыбке[16] сквозила прелесть Эрота, и только числом они уступали Харитам[17]. Горячо споря друг с другом, простодушные девушки стали спрашивать меня: «Раз уж ты искусным пением заставил нас тяжко страдать от стрел Эрота, скажи, ради своих песен, которые нам обеим исполнили любовью уши и сердце, кому из нас они предназначены? Ведь каждая уверяет, что любят ее. Мы уже стали ревновать и, ссорясь из-за тебя, то и дело вцепляемся друг другу в волосы». «Вы, — сказал я, — одинаково красивы, но ни одна из вас мне не нравится. Идите, милые, домой, перестаньте ссориться и враждовать. Я влюблен в другую и пойду к ней». «Здесь по соседству, — отвечают они, — нет красивых девушек, и ты говоришь, что любишь другую? Явная ложь! Поклянись тогда, что ни одна из нас тебе не нравится!» Я рассмеялся и воскликнул: «Вы хотите насильно заставить меня поклясться». «С трудом, — сказали они, — удалось нам улучить время, чтобы выйти на улицу, а ты тут смеешься над нами. Нет, мы тебя так не отпустим и не дадим погубить нашу надежду!» С этими словами девушки повлекли меня за собой, а я не без удовольствия покорился. До сих пор в моем рассказе все было как следует и никого не могло смутить[18], о дальнейшем же надо сказать в двух словах: я не огорчил ни одну из подруг, так как нашел на скорую руку приготовленный, но подходящий для такой надобности покой.
1
Имена, встречающиеся в «Письмах», распадаются на три категории — традиционные для эпистолографии смысловые имена, имена, почерпнутые из источников отдельных писем, и, наконец, имена известных софистов. Филокалос — любитель красоты, Аристенет — хвалящий лучше всех или заслуживающий преимущественной похвалы.
3
5
«Одиссея» и в дальнейшем цитируется в переводе Жуковского.
6
Эффектное, но несколько неожиданное противопоставление одетой и нагой красавицы восходит к диалогу Платона «Хармид» 154D, где о красивом юноше говорится: «Если он пожелает раздеться, тебе покажется, что у него совсем нет лица». В такой форме Аристенет повторяет его в I, 3.
7
8
Красивые гетеры нередко служили моделью для изображения богинь. Афеней сообщает («Пирующие софисты», ХШ 588е и 590f), что знаменитая афинская гетера Лаида служила моделью Апеллесу и другим живописцам и скульпторам, точно так же как Фрина.
10
Образ, вероятно, заимствован из сферы ремесленного производства — представление о сгибании предварительно размоченных в воде прутьев и дерева.
11
Подразумевается пояс Афродиты, который, по представлению греков, сообщал носящему его любовные чары.
13
Имеется в виду миф, согласно которому Парис, приглашенный разрешить спор трех богинь — Афины, Геры и Афродиты, присудив награду красивейшей, признал победительницей Афродиту; за это богиня помогла ему завладеть Еленой.
14
Намек на «Илиаду» (Ш, 154 сл.). Здесь и в дальнейшем «Илиада» цитируется по переводу Минского: