Если кто-то, отвергая людскую славу, осуждает себя, но уязвляется оскорбительными наветами на него совне, то он пребывает в тайной прелести, порицая себя скорее ради человекоугодия, нежели добродетели.
Если знание заповедей само собой доступно и легко обозримо, как пророк молится быть вразумлённым, чтобы смог он научиться заповедям, говоря так: «Вразуми меня, и научусь заповедям Твоим"[116]?
Тот, кто начинает подвижнические труды ради достижения посредственных [результатов], незаметно для себя променял лучшее на худшее. Точно так же и подвижнически упражняющийся в добродетелях не ради (χάριν) возможности дойти до исполнения их без под вязания даром Божиим, но для достижения чудотворных дарований, не ведает суда Божьего и промысла.
Приносящий Богу труд добродетелей скорее для получения чего-либо от Него, а не ради (χάριν) Самого Бога[117] — и сей оказывается труждающимся с несовершенной целью.
Не рассуждающая вера верующего в того, в кого он верит, предваряет присутствие в нём любви, которую ему предстоит возыметь к тому, в кого верит; с приходом последней он становится отныне сотаинником и другом того, в кого уверовал. Ясное доказательство сказанного — полная вера Авраама в Бога, которой он благоговейно почтил Того, в Кого уверовал, [и] пришёл к знанию Его. От знания произросла в Аврааме любовь к Богу, [а] после того, как произросла любовь, Авраам, «наречённый» и [на самом деле] бывший «другом Божиим"[118], получил знание созданий Божиих, так как [Писание] говорит: «Господь Бог [сказал]: “Я не утаю от раба[119] Моего Авраама то, что намерен делать”"[120].
Сначала нужно отмщать за Христа в себе, а затем в других. Ведь и Моисей, прежде став кротким и незлопамятным к несправедливым к нему, разумно и естественно гневался на прегрешающих против Бога, подвигаемый не ненавистью или страстностью, но пользой тех, против кого он казался совершающим это действие.
Кто злопамятствует на огорчившего, поступившего несправедливо или вообще совершившего по отношению к нему какой-то поступок, кажущийся ужасным, тот [сам] поступает несправедливо по отношению к милости Бога, оказанной ему, не воздавая сорабу той мерой, какой мерил ему владыка[121]. Как в таком случае ревность по Бозе будет благоприятной Богу, в одном усердствующая[122] отмстить за Бога, в себе же презирающая Его, терпящего несправедливость?
Желающий устремиться к какой-нибудь добродетели не цепляется за помехи в стяжании избранного, но тщательно делает и исполняет все, чтобы достичь возделываемого.
Например, хотящий приобрести непоколебимое целомудрие не лакомится снедью и напитками, не украшает себя мягкой одеждой, не тщеславится похвальбой уст, ослабляющей силу благоговения, не относится к отрокам или отроковицам с дерзостью, сплетённой со смехом, и не делает ничего другого, подобного сему. Наоборот, он пытается прежде всего упражняться в противоположном, то есть в воздержании и неприукрашенности, благочестии и благоговении, безмолвии и смиренномудрии, которое является основанием всех добродетелей: Господь, радуясь сему, даёт и сохраняет приобретённое благо.
«Нельзя стяжать какое-либо благо без терпения и всеобщего воздержания, ибо «терпением вашим», — говорит [апостол], — стяжаете души ваши»[123], и «подвизающийся воздерживается от всего»[124]. Но нельзя достичь воздержания без постоянной молитвы, по словам [Павла]: «Непрестанно молитесь»[125]. И не может молитва стать благоприятной без смиренномудрия, как говорит [Давид]: «Призрел на молитву смиренных и не уничижил моления их"[126]. Итак, если мы хотим стяжать добродетели, то да будем упражняться в воздержании, терпении и смиренномудрии, а прежде всего — в постоянной молитве, и предмет наших стараний будет легче достигнут.
Как невозможно построить дом или корабль без мастерства или мастера, орудий и материала, так нельзя достичь цели добродетельной жизни без воздержания, терпения, смиренномудрия и молитвы. Воздержание запирает ум от мирских наслаждений и удерживает его от всякого дурного действия.
Терпение учит его быть трудовыносливым и стойко переносить находящие извне искушения против воздержания. Смиренномудрие учит причастного ему упражняться в разумности, быть судьёй себя самого, а не других и достоприлично предоставлять судить только Господу, ясно знающему добрые и дурные поступки каждого, а отсюда возвращает ум к кротости и мирному устроению и научает упражняться в истинном безмолвии и быть в себе и посему — в Боге. Постоянная и упорная молитва обращением к Богу отводит ум от мирских мудрований, и ставит его близ Бога, и чрез близость к Богу исполняет его благоговением и кротостью.
117
Вариант интерпретации (из-за возникающей иногда трудности в трактовке слова χάριν), предпочтённый в английском переводе: «… добродетелей для получения чего-либо от Него, а не прежде всего благодать Самого Бога…». Однако бесспорное употребление в предыдущей главе слова χάριν в предложном значении (во второй части фразы имеется параллель — ἕνεκα) заставляет сомневаться, что в данном случае автор, напротив, подразумевает существительное (чему служила бы такая игра слов?).
122
В подавляющем большинстве рукописей чтение «усердствующему… презирающему». Мы оставляем, вслед за издателем, явно исправленное чтение эпиграфов для большей лёгкости перевода. Заметим, однако, что недоумение Д. Бальфура, высказанное в примечании, по поводу рукописного чтения разрешается, если предположить, что это неуклюжий dativus possesivus, зависящий (вместе с dativus commodi или auctoris) от ἔσται (букв. пер.: «ревность у усердствующего» и т. д.).