Николай Геннадьевич Пашкин
Византия в европейской политике первой половины XV в.
(1402–1438)
На обложке — медаль с изображением византийского императора Иоанна VIII Палеолога (1425–1449)
Введение
С середины XIV в, история Византии в сфере внешней политики представляла собой непрерывную цепь военных поражений, связанных с возрастающим натиском османо-турецкой экспансии. Ответным импульсом стало формирование ориентированного на Запад внешнеполитического курса, который был призван поддержать гибнущее государство за счет сил христианской Европы. В 1399 г. византийский император Мануил II Палеолог лично отправился в ставший впоследствии знаменитым вояж на Запад в надежде добиться реальной помощи. Однако в 1402 г. ситуация на Востоке внезапно изменилась: в битве при Анкаре (Малая Азия) военные силы османов были разгромлены армией среднеазиатского полководца Тимура. Это событие на полстолетия отсрочило гибель Византийского государства[1].
В научной литературе уже сделана попытка связать битву при Анкаре, благодаря которой Византия получила определенный резерв времени, с динамикой внутреннего развития страны в последовавшие за этим годы и, следовательно, с шансами на ее политическое выживание[2]. Наступившая пауза в борьбе с внешним врагом должна была способствовать созданию эффективных механизмов обороны в будущем. Однако подорванные ресурсы Византийского государства не позволяли решить эту задачу. На первое место по своему значению, как и прежде, выходили отношения с Западом, с помощью которых Византия отчаянно пыталась создать гарантии своей внешней безопасности.
Практическим результатом развития этих отношений стало заключение церковной унии на Ферраро-Флорентийском соборе 1439 г. Таким образом, на политические контакты наложила жесткий отпечаток церковно-религиозная ситуация, а византийцы в конечном итоге связали перспективы получения военной помощи от Запада с папством.
Проблема унии и причин ее несостоятельности всегда была и остается объектом повышенного внимания исследователей. Политический подтекст этого события, пожалуй, ни у кого не вызывает сомнения. Но не все аспекты проблемы получили достаточное освещение, особенно с точки зрения европейской политики. В целом сохраняет свою значимость вопрос о том, насколько оптимально были использованы ресурсы отношений между Византией и Западом по защите империи от грозящей ей катастрофы. Обращение к этой теме, безусловно, будет способствовать формированию более глубокого взгляда на поздневизантийскую историю и, в частности, на факторы, обусловившие ее трагический финал.
Процесс интенсивного изучения поздневизантийской истории начался сравнительно недавно[3]. Довольно долгое время не было отмечено каких-либо фундаментальных исследований, касающихся первой половины XV в. А по проблеме политических отношений Византии и Запада и на сегодняшний день нельзя назвать ни одной специальной монографии.
При отсутствии целостного анализа проблемы довольно успешно шло изучение отдельных ее аспектов. В немалом количестве публикаций представлены отношения Византии и Венеции[4], имеются специальные научные изыскания в области отношений Византии с такими европейскими государствами, как Венгрия[5], Арагон[6], Польша[7]. Именно с этими европейскими государствами Византия формировала прямые дипломатические контакты в первой четверти XV в. Выбор, по всей видимости, в немалой степени был обусловлен их реальным весом на европейской политической арене (тем более что Венгрия в 1410–1437 гг. в лице императора Сигизмунда Люксембургского была связана личной унией с Германской империей). В то же время такие крупные политические субъекты, как Англия и Франция, по причине продолжавшейся Столетней войны не имели возможности проявить себя в восточной политике и, очевидно, поэтому не представляли интереса для византийской дипломатии.
Из всего спектра отношений Византии и Запада наиболее полно в литературе представлена тема церковной унии, на которой данные отношения в конечном итоге и сфокусировались. Связанные с этим сюжеты эффективно осваивались в историографии на материалах истории Ферраро-Флорентийского собора. Последнее утверждение, правда, почти целиком следует приписать зарубежной историографической традиции. В отечественной литературе Флорентийская уния, в сущности, никогда серьезно не исследовалась. В российской дореволюционной, а позднее и в советской науке отношение к этому событию находилось под сильным влиянием идеологических штампов, имевших зачастую подчеркнуто антизападную направленность[8]. Это не только значительно упрощало историческую действительность, но и не оставляло возможности исследовать все многообразие взаимосвязей, возникавших между Византией и Западом в русле подготовки униатского собора.
2
См.: Maischke К.-P. Die Schlacht Ьеі Ankaraunddas Schicksal von Byzanz: Studien zur spatbyzantmischen Geschichte zwischen 1402 und 1422. Weimar, 1981. Автор монографии одним из первых отказался видеть в завершающей фазе византийской истории процесс непрерывного социально-экономического и политического упадка, представив этот период как время относительной стабилизации Византийского государства, а в некоторых аспектах — даже его динамичного развития.
3
Первое фундаментальное исследование по этому периоду появилось в 60-е гг. прошлого века и было посвящено времени правления императора Мануила II Палеолога — см.: Barker J. Manuel II Palaeologus (1391–1425). New Brunswick, 1969.
4
Византийско-венецианские отношения конца XIV — начала XV в. достаточно подробно рассмотрены, в частности в рамках двух имеющихся монографий по поздневизантийской истории — см.: Matschke К.-Р. Op. cit. Barker J. Op. cit.
5
См.: Моравчик Д. Византийские императоры и их послы в г. Буда // Acta historica Academiae scientiarum hungaricae / 1961. T. 8. P. 239–256.
6
Cм.: Mannesco C. Manuel II Paleologue et les rois d’Aragon // Academie Roumaine: Bull.de la section historique. 1924. T. 11. P. 194–206; Idem. Dunouvo sur les relations de Manuel II Paleologue (1391–1425) avec l’Espagne // Studi bizantini e neoellinici. 1953. Vol. 7. P. 420–436; Ditten H. Beziehungen zwischen Spanien und dem Byzantinischen Bereich im Mittelalter (6–15. Jahrhundert) // Byzantinische Beitrage / Hrsg. von I. Irmscher. B., 1964. S. 257–290.
8
Главная идея заключалась в том, что церковная уния между Византией и Римом оценивалась как акт грубого посягательства папского престола на самостоятельный статус восточной церкви, как беспринципный шаг со стороны византийской верхушки, поступившейся ради политических выгод интересами народа — см.: Удальцова 3. В. О внутренних причинах падения Византии в XV в. // Вопр. истории. 1953. Т. 7. С. 102–120.