29 мая 1416 г. венецианцы разгромили турецкий флот в морском сражении у Галлиполи[55]. Блистательная победа должна была упрочить их позиции и шансы на заключение мира. Однако на это потребовалось еще почти три года, в течение которых император Мануил II попытался вновь заинтересовать республику идеей создания лиги. В январе 1417 г. византийские послы обратились по этому поводу в сенат. В ответ прозвучало предложение выставить по одному судну со стороны византийского императора, родосских рыцарей, генуэзских колоний Хиоса и Митилены. Сама Венеция готова была предоставить две боевые галеры. Но, кроме того, ставился ряд условий. Лига создавалась сроком на два-три года. По замыслам, ее корабли должны были контролировать Эгейское море и проливы, но лишь до тех пор, пока Венеция не заключит мир с султаном. Затем проливы предусматривалось исключить из сферы контроля[56]. Это означало, что, даже войдя в состав лиги, республика должна будет по-прежнему стремиться к скорейшему заключению мира с турками, после чего функции лиги свелись бы к обычной борьбе с пиратством. Понятно, что надежды и потребности византийцев этим не ограничивались. Мануил II, конечно, не хотел ставить под удар империю, которая в это время находилась в состоянии хрупкого мира с османами. Однако сенат не согласился с мнением императора о том, что лига должна быть секретной. Впрочем, все перечисленные условия практически выхолащивали значение всего проекта, который так никогда и не был реализован.
Бесспорно, в планах императора по созданию альянса, направленного против турок, Венеции отводилась одна из ключевых ролей. Такого рода план представил сенату уже упоминавшийся Николай Евдемон в 1416 г. Через него император сообщал, что ведет переговоры с сербским деспотом Стефаном Лазаревичем, правителем Карамана (малоазийского бейлика) и претендентом на турецкий престол Мустафой. По его словам, все они готовы выступить против османов, если Венеция их в этом поддержит. Однако сенат воздержался от положительного ответа[57].
Не лучшим образом в византийско-венецианских отношениях решался и следующий вопрос. Как раз в эти годы благодаря византийскому императору реанимируется идея восстановления крепостной оборонительной стены на Коринфском перешейке, известной как гексамилион[58]. Она должна была поставить заслон турецким набегам на Пелопоннес, представлявших прямую угрозу и венецианским колониям, расположенным в южной части полуострова. Со стороны византийцев последовали попытки привлечь Венецию к участию в строительстве укреплений. В декабре 1407 г. византийский посол Мануил Хрисолора впервые заговорил на эту тему перед венецианским сенатом. Тогда никаких реальных шагов не последовало[59]. Более серьезно проблема стала разрабатываться во время продолжительного пребывания императора в Морее в 1415 г.[60] В письме от 23 июля этого года, адресованном Мануилу II, венецианский сенат одобрил строительство гексамилиона, выразил благодарность императору за его старания и пообещал, что в случае турецкой атаки на строящиеся укрепления власти венецианских колоний (Корона и Модона) придут ему на помощь[61]. Но когда в феврале 1416 г. император предложил республике взять на себя часть расходов по возведению и содержанию крепостных сооружений, сенат отказал в этом византийскому послу Николаю Евдемону[62].
Следует признать, что упорные попытки Византии обрести надежного союзника в лице венецианцев успеха не имели. Внешняя политика Венеции на Востоке диктовалась ее экономическими, в первую очередь торговыми, интересами, и республика готова была участвовать в военных мероприятиях против турок ровно в тех пределах, которые гарантировали бы ей защиту этих интересов. Полагаясь на собственную мощь, Венеция предпочитала не связывать себя внешними обязательствами и участием в долговременных коалициях. В основном она стремилась найти приемлемую форму сосуществования с османами при непременном условии сохранения за ней господства на море. Серьезное усиление Византийского государства не входило в ее задачи. Поддержание империи в состоянии статус-кво — это, пожалуй, максимум, на который Венеция готова была затрачивать дополнительные силы и средства.
На фоне постепенного возрождения османской державы такая политика не имела перспектив. В период, наступивший после битвы при Анкаре, Венеция долго оставалась главным внешнеполитическим партнером Византии. Начиная с 20-х гг. XV в. положение коренным образом изменится. Республика перестанет играть центральную роль во внешнеполитической стратегии Византийского государства.
56
См.: Jorga N. Notes et extraits… P. 258–259; Thinet, № 1635; Barker J. Op. cit. P. 336.
58
Речь шла о восстановлении фортификационной системы, остатки которой сохранились еще с античных времен — см.: Wiseman J. R. A Trans-Isthmian Fortification Wall // Hesperia. 1963. T 32. P. 248–275.
60
Cм.: Barker J. Op. cit. P. 311–316. Строительные работы велись стремительными темпами за счет средств, полученных от введения чрезвычайных налогов. Эта мера, по-видимому, вызвала массовое бегство населения в венецианские владения, так как 23 сентября 1415 г. сенат принял к сведению и обещал удовлетворить просьбу императора о принудительном возвращении таких греков — см.: Thiriet, № 1592.
62
Формальным поводом для отказа стало заявление о том, что после последнего набега турок на Евбею слишком много денег ушло на оснащение флота, в результате чего венецианская казна опустела — см.: Thinet, № 1599. Правда, 12 января 1417 г. Мануилу II была обещана помощь в обороне гексамилиона в случае турецкого нападения — см.: Ibid. № 1635. Однако 18 июня 1418 г. сенат отказался взять на себя часть расходов по содержанию укреплений — см.: Ibid. № 1697. В 1422–1423 гг. положительное решение вопроса об участии республики в подобных мероприятиях натолкнулось еще и на требование территориальных уступок от Морейского деспотата — см.: Thinet № 1849, 1870. Реальной помощи византийцы так и не получили. В 1423 г. турки без особого труда смогли прорваться через укрепления.