Жениться было велено на дочери церковной активистки Вассы Спиридоновны Механошиной — Тамаре. Тем самым надеялись убить сразу двух зайцев: по принципу «венец все покроет» поправить реноме Кукшинова (а может, и заставить его вести себя сообразно сану), но еще и пресечь сплетни, ходившие о девушке по поселку. Суконным языком протокола суть этих сплетен изложена так: судачили «об использовании ее в половом отношении ее отцом»[491]. О таких, как Тамара, по деревням шептались: «девка порченая»; и это было приговором окончательным, обжалованию не подлежащим. Потом, в ходе следствия, в распространении этих слухов обвинят, конечно, церковников. Но в деле имеется справка о заявлении, поданном нашей героиней, в котором девушка утверждала, что обе сестры Механошины — и старшая Антонина, и сама Тамара были изнасилованы отцом[492]. Позднее она от заявления отказалась, и делу не дали хода. Однако складывается впечатление, что в этой семейке все-таки попахивало инцестуозным душком.
…А он ее не любил. Точнее, он любил другую. Следы этой греховной, с точки зрения церковной старосты и казначея, страсти явственно видны в деле. Уже дав показания на всех, сказав все, что от него хотели услышать, дьякон Кукшинов 9 мая вновь сам вызовется дать показания, с единственной целью — выгородить Ее — Евдокию Осинникову. Дескать, в контрреволюционной организации не состояла. Все мы состояли, она нет. И антисоветской пропаганды не вела. Все мы вели, она — опять-таки нет. Простая прихожанка[493].
…Она тоже его не любила. Молодая девушка, почти закончила семилетку, активистка — участвовала в клубной агитбригаде. Любила петь и танцевать. Работала воспитательницей детского сада. И то, и другое, скорее всего, были просто способом вырваться из дому. Зачем ей дьякон-пропойца? Но с какого-то момента и у него и у нее просто не оставалось выбора.
Первый шаг сделал Кукшинов. Хочешь не хочешь, а надо «женихаться». И в январе 1936 г. дьякон зачастил в дом Механошиных, куда наши кумушки предусмотрительно перенесли спевки церковного хора (знали бы они, что на следствии это будет истолковано как начало реализации коварного заговора). По поселку немедленно пошли разговоры. Как сказал поэт, «зимою жизнь в провинции сонлива, как сурок», а тут такая пикантная ситуация. И вот уже поселковые сплетницы вовсю смакуют факт «интимной связи» Тамары и Кукшинова. Разговоры, косые взгляды, ухмылки преследовали ее повсюду. Как показала девушка на допросе 19 апреля 1937 г., «когда мне приходилось бывать даже и в магазине, то все начали называть меня дьяконицей»[494]. Подливал масла в огонь и поп Колмогоров, в присутствии посторонних лиц тоже ласково называя Тому «дьяконицей», чем «давал повод к укреплению связи между ними и прельщал Механошину»[495].
Между тем интрига заворачивалась все круче. Когда слухи о связи Кукшинова и Тамары дошли до сожительницы дьякона Осинниковой, та из ревности взяла да и написала заявление заведующей детсадом Загайновой, в котором обвинила соперницу… в связи с дьяконом![496] Из детсада Тамару немедленно уволили. Но этот демарш лишь поспособствовал реализации матримониальных планов Кукшинова. Тамара оказалась без работы, денег на жизнь не было, а дьякон тут как тут — ты, мол, из-за меня пострадала, как честный человек предлагаю тебе руку и сердце. Вначале Тамара ему отказала, и тогда за нее принялись Лыхина с Механошиной. Ходили, расхваливали дьякона, воздействовали через религиозную мать, и, наконец, в марте добились своего. Сговор состоялся честь по чести:
«пили чай, приносили им вина 1/2 литра, по свадебному обычаю, дома были все, в том числе и дьякон Кукшинов»[497].
Вскоре после этого Тамара перестала ходить в клуб, забросила агитбригаду, стала чаще бывать в церкви. Нашим кумушкам это льстило и провоцировало их на необдуманные демонстративные действия.
11 апреля 1936 г., на Святую Пасху, когда церковь была забита народом, они заставили будущую дьяконицу публично исповедоваться и причаститься у священника Колмогорова, что, по мнению попа Пастухова (которого в данном случае можно считать экспертом), противоречило церковной практике[498]. На следствии в этот эпизод буквально вцепятся — как же, контрреволюционная группа церковников в действии: заставили активистку-общественницу принародно отречься от комсомола, продемонстрировали влияние церкви на молодежь. Одержали, так сказать, символическую победу, совершили первую идеологическую диверсию, «скомпрометировав Тамару в глазах общественности».
492
Из постановления народного следователя Кизеловского района Свердловской области Костоусова о прекращении дела по обвинению Механошина Ивана Гордеевича от 1 августа 1934 г.: «Гражданкой Механошиной Тамарой Ивановной было написано и подано заявление на своего отца, Механошина, что якобы последний пытался ее изнасиловать и, кроме того, он, Механошин, изнасиловал свою старшую дочь — сестру Тамары Антонину еще будучи в то время 12 лет, а в настоящее время Антонине 25 лет, о чем сама Антонина подтвердила (!), но ею о насильстве ее отцом Механошиным раньше заявлено не было» // ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 16996. Л. 143.