Под напором информации о многочисленных арестах в составе руководящих органов НКВД стушевались и прежде всесильные начальники. Л. Г. Лососу — начальнику Пермского горотдела — на том же партийном собрании указали, что он
«…тоже беспечно относился к работе и не видел контрреволюционера Дьячкова, орудовавшего в горкоме», более того, запретил «коллективное слушание доклада т. Сталина по радио в ноябре 1936 г. — это вопиющее безобразие, антипартийный поступок»[193].
Через неделю партком ВКП(б) органов НКВД, установив
«факт срыва слушания по радио доклада т. Сталина… из-за деляческого подхода к этому вопросу т. Лосос по мотивам служебной загруженности», укажет начальнику горотдела «на непартийное его поведение»[194].
Критика снизу означала, что пошатнулся неоспоримый прежде должностной авторитет, а с ним и надежды на дальнейшее безбедное существование. Тем более руководители территориальных органов лучше рядовых сотрудников были осведомлены о масштабах арестов. Пройдет два-три месяца, и их самих подверстают к делу о чекистском ответвлении заговора на территории Свердловской области[195].
В партийной среде начинают циркулировать слухи, что в органах нечисто, и от них следует держаться подальше. В этой связи характерна первая реакция партийного работника на предложение принять одного из его подопечных на работу в НКВД:
«Неужели такому парню ты не можешь подобрать лучшую работу и суешь его в такую яму?»[196].
Все эти события, происходившие в считаные недели, не могли не отразиться на настроениях рядовых сотрудников НКВД. Вся их прежняя работа была обесценена, сведена к нулю разоблачением грандиозного заговора, охватившего все звенья партийного, государственного (в том числе и их ведомственного) аппарата. Сами же они, как выяснилось, исполняли жалкую роль подручных врагов народа, их невольных пособников или слепых орудий.
Так, начальнику Ординского райотдела НКВД Н. X. Малютину бдительные партийные товарищи вменили в вину то, что он, «…состоя членом бюро Ординского РК ВКП(б), а также членом президиума РИК, не мог не знать, что они выполняют вредительские планы по сельскому хозяйству»[197].
Новые командиры, присланные Москвой, должны были направить сотрудников НКВД на путь искупления своих вольных или невольных грехов: потери бдительности, политической слепоты, идиотской беспечности.
Новые чекистские кадры
Руководство НКВД 1937–1938 гг. состояло как из людей, принадлежащих к кадровому составу органов (таковых было большинство), так и из новобранцев из числа ответственных комсомольских работников. И те, и другие были людьми пришлыми. Часть из них работала в центральном аппарате, как правило, в экономическом отделе — вместе с начальником Свердловского УНКВД Дмитрием Матвеевичем Дмитриевым. Вторые были откомандированы из НКВД УССР, третьи — из областных управлений Российской Федерации — из Ростова-на-Дону, Горького. Кадры перемещали настолько стремительно, что канцелярии не справлялись с переводом соответствующих документов.
Начальник Ворошиловского райотдела НКВД 3. М. Тильман в январе 1939 г. почтительнейше просил заместителя Наркома Меркулова «…помочь в вопросе снятия с партучета, который тянется уже полгода». В июне 1938 г. он был переведен из НКВД УССР в Свердловское управление, туда же должны были отправить и партийные документы, но не переслали[198]. Постепенно в команду Дмитриева вошло и несколько местных работников, обнаруживших нужные профессиональные и личные качества. В Перми таким был Мозжерин — начальник особого отдела 82 стрелковой дивизии, в 1937 г. соорудивший вместе с прибывшим из Свердловска Дмитриевым всесоюзную повстанческую организацию из красноармейцев 61 батальона тылового ополчения, «состоявших из числа бывших служителей религиозного культа», за что НКВД СССР был награжден «боевым оружием и металлическими часами»[199].
Заметим, что взаимоотношения внутри руководящего круга были достаточно напряженными. Люди, прибывшие из разных мест, не слишком доверяли друг другу. Помощники начальника управления открыто враждовали между собой. «Считаю необходимым отметить, — показывал на допросе Д. М. Дмитриев, — что со всеми этими лицами, которые я перечислил [заместителем начальника УНКВД Чистовым, помощником начальника УНКВД — Боярским, другим помощником Ардаевым, начальником отдела Шариковым. — О. Л.], Дашевский находился во враждебных отношениях, что он не скрывал от сотрудников УНКВД и что очень легко подтвердить, расспросив их. С другой стороны, эти лица платили ему таким же отношением». Впрочем, Дмитриев, под начало которого попали самые разные люди, относился к ближайшим сотрудникам в высшей степени лояльно. Арестованный, неоднократно битый на допросах, обвиненный и сознавшийся в контрреволюционных преступлениях, он охотно давал показания против давно ликвидированных сослуживцев по центральному аппарату НКВД, не стеснялся бросить тень подозрения на самого Ежова, тогда еще народного комиссара, искусно подталкивал к расстрельному подвалу своих следователей, но в то же самое время всеми силами выгораживал прежних подчиненных:
194
Протокол заседания парткома ВКП(б) органов НКВД г. Перми. 11.04.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 78. On. 1. Д. 72. Л. 36.
195
Кроме упомянутого ранее А. П. Морякова (Ворошиловский горотдел) были арестованы Г. М. Файнберг (Кизеловский горотдел НКВД), Другов (Коми-Пермяцкий окротдел), Н. X. Малютин (Ординский райотдел) и др. Такой судьбы избежал в самый последний момент начальник Пермского горотдела НКВД, капитан госбезопасности Л. Г. Лосос, застрелившийся из служебного оружия 31 июля 1937 г. Нельзя сказать, чтобы эти работники не пытались перестроиться на ходу. Л. Г. Лосос даже поощрял одного из первых фабрикантов дел — начальника ОО 82 с. д. Ф. П. Мозжерина, выписывал ему премии, ставил в пример. Моряков, так же как и Файнберг, производил аресты по обвинению в троцкизме (Файнберг арестовывал и своих товарищей по бюро горкома), но делали они все это слишком медленно, осторожно, с оглядкой на прежние правила.
196
Стенограмма V городской партийной конференции. Г. Молотово. 5–6 мая 1937 г. // ГОПАПО. Ф. 620. Оп. 17. Д. 49. Л. 202.
197
Накаряков — Новоку. С. Орда. 21.08.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 946. Оп. 5. Д. 260. С. 2. Николая Харитоновича Малютина исключили из партии как «пособника врагов народа». Парторганизация райотдела тут же потребовала «…освободить от обязанностей конюха Балахонова как подхалима Малютина». Там же. С. 209. Затем в январе 1938 г. арестовали, но уже 13 июля того же года освободили и дело прекратили «…за недоказанностью предъявленного обвинения». ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 16402. Л. 2.
198
Тильман — Меркулову. Г. Березники. 10.01.1939 г. // ГОПАПО. Ф. 59. On. 1. Д. 336. Л. 31–32.
199
Выписка из протокола допроса Аликина А. М. 17.02.1939 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 12396. Л. 120.