Впрочем, послушный подручный из прокурора получался не всегда. Городской прокурор г. Лысьвы Кукарских усилиями начальника ГО НКВД Корнилова в ноябре 1937 г. был исключен из партии, а 7 января 1938 г. арестован.
«…Кухарских отказывал в арестах Корнилову, т. е. без предварительного просмотра материалов отказывал в санкциях на аресты, этим лишал возможности Корнилова создавать искусственные дела и не из врагов народа делать врагов», —
напишет в докладной записке помощнику прокурора РСФСР в июле 1939 г. его бывший подчиненный Гилев[302]. Вряд ли возможно установить мотивы непослушания прокурора. Применительно к лысьвенскому энкавэдэшнику — помимо очевидных мотивов (прокурор тормозил работу) — можно усмотреть и другое. Для Корнилова прокурор был человеком, чрезвычайно тесно связанным со старым, арестованным летом 1937 г. начальством. В материалах дела Кукарских есть свидетельства того, что он состоял в дружеских отношениях с секретарем горкома, пытался прикрыть редактора районной газеты Степанова, обвиняемого в изнасиловании домработницы, и оградить некоторых хозяйственных руководителей от террора[303]. Пьяная драка, затеянная во Дворце культуры его коллегой — народным судьей, повлекла за собой не более чем разбор на партсобрании с последующим строгим выговором[304]. Лысьва не являлась здесь исключением из правил. Подобным образом ситуация складывалась и в Коми-округе[305], и в других районах Прикамья[306]. Этим объясняется то, что во всех рассмотренных следственных делах на работников прокуратуры — вне зависимости от даты ареста — отчетливо прослеживается связь арестованных с делом Кабакова.
Советская прокуратура выполняла не только надзорные, но и следственные функции. С начала массовой операции прокуратура, подобно НКВД, пытается активизировать свои структуры в борьбе с «контрреволюцией». Уже 7 августа 1937 г. в циркуляре Прокурора СССР за № 5/051580 осуждается практика квалификации некоторых дел как хулиганских вместо статей 58–10 и 59-7. Из Свердловска этот циркуляр 21 августа был направлен районным и городским прокурорам[307]. В дальнейшем прокуратура пытается ускорить темпы своей работы. 11 сентября областное начальство с подачи Вышинского дает указание сократить сроки рассмотрения дел о фактах вредительства и диверсий в системе заготзерна до пяти дней и проводить их через суды по ст. 58-7[308]. Этого оказалось мало. В конце октября дается указание о пересмотре прошлых дел. «…Предлагаем Вам под личную ответственность немедленно выбрать из архивного дела, рассмотренные Вашим судом в период 1934, 1935, 1936 и 1937 гг. независимо от того были они в рассмотрении в вышестоящих судебных органах или нет (вплоть до Верхсуда) по ст. 60, 61. 79, 79 п. 1, 2, 3, 4, 109, 110. 111, 112, 113, 115, 116, 117, 120, 128, 78, 105, 62, 182 п. а, б, в, г, и, д, 169 п. 1-12»[309]. Большинство из представленных статей с легкостью можно переквалифицировать из обычных уголовных на пункты 58-й, «контрреволюционной» статьи. Сколько было подобных дел, сказать, к сожалению, невозможно. В прокурорских отчетах таких данных не обнаружено. Сложно говорить и о работе районных прокуратур, материалы которых за редким исключением отсутствуют в фондах ГАПО. В наиболее полном виде в ГАПО представлены материалы прокуратуры Камского бассейна, поэтому судить об общих тенденциях работы ведомства приходится именно на основании этих весьма фрагментарных для Прикамья данных.
В течение 1937 г. прокуратура водного транспорта все чаще привлекает к ответственности по контрреволюционным делам. Если в первом квартале 1937 г. таковых было 188 человек, во втором — 323 человека, в третьем — 307 человек, то в четвертом количество привлеченных практически удваивается и достигает 602 человек[310]. Напомним, что именно в это время начинается и достигает своего пика «кулацкая операция» НКВД.
Подобное рвение прокуроров в 1937 г. (особенно в четвертом квартале) было неслучайным. Осенью 1937 г. надзорному ведомству оставалось послушно подписывать дела, параллельно пытаясь — в соответствии с правилами самосохранения и межведомственной борьбы — «соревноваться» с НКВД. В этой гонке прокуратура неизбежно проигрывала: проводить свои дела через «тройки» она не могла; как сторона, участвующая в проведении операции, ведомство часто становилось заложником советского законодательства. В ходе выполнения приказа № 00447 прокуроры сталкивались с множеством «мелких» проблем. Так, надо было определиться с ответом на вопросы: как реагировать на увольнение родственника арестованного? должна ли проводиться конфискация имущества, и в каком объеме она должна осуществляться? и т. д. О формулировке самого приказа районные, окружные и городские прокуроры имели, видимо, весьма смутные представления. Иначе не было бы необходимости областному прокурору отправлять 8 октября 1937 г. на места инструкцию следующего содержания. «Операция, проводимая органами УГБ НКВД по решениям тройки, регулируется рядом совершенно секретных указаний. Поэтому, если Вам что-либо непонятно в этой области, Вам надлежит предварительно запросить Облпрокуратуру, прежде чем принимать то или иное решение или давать предложение органам НКВД. Так как в противном случае Вы рискуете тем, что я буду вынужден отменять ваше решение, так как подтвердить их для выполнения НКВД я могу только в том случае если это находится в соответствии с существующими на сей счет законами. В данном случае разъясняю Вам, что конфискация лиц, осужденных тройкой, проводится правильно, причем размеры ее должны быть такие же, как и по приговору суда. Никаких постановлений тройки семьям осужденных контрреволюционеров НКВД представлять не должно…»[311].
302
Архивно-уголовные дела на лиц, снятых с оперативного учета ИЦ УВД. Дело Кукарских Михаила Васильевича // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 16800. Л. 108–110.
303
Постановление прокурора следственного отдела прокуратуры РСФСР Хромова о привлечении к уголовной ответственности работников Лысьвенского Горотдела НКВД Корнилова В. Г. и Липкина в связи с делом Кукарского (бывшего прокурора г. Лысьвы) // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 16800. Л. 209–215.
304
Суд прокуратура Лысьвенского района. Протоколы партсобраний (13.04.37–22.12.38 гг.) // ГОПАПО. Ф. 354. On. 1. Д. 1. Л. 12–15.
305
Протоколы совещания председателей общества потребителей и план подготовки кадров системы. 1930–1931 гг. // ГОПАПО. Ф. 200. On. 1. Д. 428. Л. 51–53.
306
В материалах следственных дел арестованных прокуроров помимо к. р. компромата всегда присутствуют данные о бытовой связи прокуроров с местным начальством. ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 1254; ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9846; ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 16800; ГОПАПО. Ф. 643/2. On. 1. Д. 26910; ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 1306; ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 2829.
307
Приказы, инструкции, циркулярные письма Прокуратур СССР и РСФСР, прокуратуры Свердловской области. 21 февраля 1936 — 8 января 1938 гг. // ГАПО. Ф. Р-1365. Оп. 2с. Д. 13. Л. 86.
311
Приказы, инструкции и циркулярные письма Прокуратур СССР и РСФСР и прокуратуры Свердловской области // ГАПО. Ф. Р-1365. Оп. 2с. Д. 14. Л. 22.